на Кремера, Поттера в Лондоне, Шульце-Делича и лассалевцев в Германии. Мы можем быть очень довольны». Но Энгельс считал, что все решения, принятые в Лозанне, пойдут к черту, если генеральный совет останется в Лондоне. Так оно действительно и было: с третьим годом существования Интернационала закончился период его спокойного развития, и наступило время горячей борьбы.

Уже через несколько дней после окончания лозаннского конгресса возник конфликт, имевший весьма значительные последствия. 18 сентября 1867 г. произошло в Манчестере среди бела дня вооруженное нападение на полицейскую карету, перевозившую двух арестованных фениев: карету силою открыли; оба арестованных были освобождены, а сопровождавшие их полицейские убиты. Настоящие виновники остались необнаруженными; но из массы арестованных фениев выбрали несколько человек, которым предъявили обвинение в убийстве, и троих из них повесили, хотя на судебном следствии, крайне пристрастном, не удалось собрать против обвиняемых каких-либо решающих доказательств. Дело это произвело большое впечатление во всей Англии и разрослось до размеров «фенианской паники», когда в декабре фении устроили взрыв у стен тюрьмы в Клеркенуэле, одном из лондонских кварталов, населенном исключительно мелкой буржуазией и пролетариатом; от взрыва двенадцать человек было убито и более ста ранено.

С фенианским заговором Интернационал сам по себе не имел ничего общего; что касается взрыва в Клеркенуэле, то Маркс и Энгельс осуждали его, как большую глупость, которая больше всего повредит самим фениям, охладив и, может быть, даже совершенно уничтожив симпатии английских рабочих к ирландскому восстанию. Но самый способ расправы английского правительства с фениями, восставшими против постыдного, векового угнетения их ирландской родины, отношение к ним как к уголовным преступникам не могло не возмутить всякое революционное сознание. Уже в июне 1867 г. Маркс писал Энгельсу: «Эти свиньи восхваляют английскую гуманность по поводу того, что с политическими заключенными обращаются не хуже, чем с убийцами, разбойниками, виновными в подлогах и педерастами». Энгельс тем более еще волновался этим делом, что Лиза Бэрнс, на которую он перенес свою любовь после смерти ее сестры Марии, была горячей ирландской патриоткой.

Однако живой интерес, который проявлял Маркс к ирландскому вопросу, имел еще более глубокие корни, чем сочувствие угнетаемому народу. Он был убежден на основании своих исследований, что освобождение английского рабочего класса, от которого зависело и освобождение европейского пролетариата, имеет своей необходимой предпосылкой освобождение ирландцев. Свержение английской земельной олигархии невозможно до тех пор, пока она будет занимать сильно укрепленные позиции в Ирландии. Как только дело перейдет в руки ирландского народа, как только он сделается своим собственным законодателем и правителем и получит автономию, уничтожение земельной аристократии, состоящей большей частью из английских лендлордов, будет бесконечно более легким, чем в Англии. В Ирландии это не только простой экономический вопрос, но и национальное дело: лендлорды в Ирландии не являются традиционными носителями достоинства нации, как в Англии; они, напротив того, смертельно ненавидимые угнетатели народа. Как только английская армия и английская полиция уйдут из Ирландии, там немедленно произойдет аграрная революция.

Что касается английской буржуазии, то она, по мнению Маркса, наравне с английской аристократией заинтересована в превращении Ирландии исключительно в пастбище, которое бы снабжало английский рынок мясом и шерстью по возможно более низким ценам. Но буржуазия еще и по другим более важным причинам заинтересована в теперешнем хозяйственном строе Ирландии. Благодаря постоянно возрастающей концентрации арендных владений Ирландия выбрасывает на английский рабочий рынок свой избыток населения и тем самым способствует понижению заработной платы, а также ухудшению материального и морального положения английского рабочего класса. Рабочие всех промышленных и торговых центров в Англии раскалываются на два враждебных лагеря — на английский и ирландский пролетариат. Средний английский рабочий ненавидит ирландского рабочего как своего конкурента и противопоставляет ему себя как представителя господствующей нации; он тем самым становится орудием аристократов и капиталистов против Ирландии и укрепляет их власть над самим собою. Английский пролетарий проникнут религиозными, социальными и национальными предрассудками по отношению к ирландскому рабочему. Он относится к нему приблизительно так же, как в прежних рабовладельческих штатах американского союза белые рабочие относились к неграм. Ирландцы расплачиваются тою же монетой и с процентами. Ирландец видит в английском рабочем одновременно и участника, и тупое орудие английского господства над Ирландией. В этом антагонизме, искусственно поддерживаемом прессой, духовенством, юмористическими журналами — словом, всеми средствами, имеющимися в распоряжении господствующих классов, коренится бессилие английского рабочего класса, несмотря на его организованность.

Это зло, по словам Маркса, перекинулось и через океан. Антагонизм между англичанами и ирландцами мешает всякому искреннему и серьезному сотрудничеству между английским и американским пролетариатом. Если важнейшей задачей Интернационала является ускорение социальной революции в Англии, как мировой столице капитала, то единственное средство для такого ускорения — независимость Ирландии. Интернационал должен повсюду открыто становиться на сторону Ирландии, и обязанность генерального совета — в частности, пробуждать в английском рабочем классе сознание, что национальное освобождение Ирландии для них не только вопрос отвлеченной справедливости и дело гуманности, а первое условие его собственной социальной эмансипации.

Этой задаче Маркс остался верен и в следующие затем годы; как в польском вопросе, который со времени женевского конгресса исчез с программы Интернационала, он видел рычаг для ниспровержения русского, так ирландский вопрос был для него рычагом для ниспровержения английского мирового господства. Он не поколебался в своей позиции и тогда, когда «интриганты» среди рабочих, которые хотели пройти в ближайший парламент — он причислял к ним также и Оджера, прежнего председателя генерального совета, — увидали в этом предлог для того, чтобы примкнуть к буржуазным либералам. Гладстон использовал ирландский вопрос, который стал тогда животрепещущим, в качестве избирательного лозунга, чтобы снова стать у кормила власти. Генеральный совет отправил петицию к английскому правительству — конечно, совершенно безрезультатную — с протестом против казни троих осужденных в Манчестере фениев, как против судебного убийства, и организовал в Лондоне ряд публичных митингов для защиты прав Ирландии.

Вызвав этим неудовольствие английского правительства, генеральный совет вместе с тем навлек на Интернационал удар со стороны французского правительства. Бонапарт в течение трех лет спокойно следил за развитием Союза, чтобы пугать им строптивую буржуазию; когда французские члены Интернационала организовали бюро в Париже, они послали об этом извещение парижскому префекту полиции и министру внутренних дел, но не получили ответа ни от того ни от другого. При этом, конечно, не обошлось без мелких препирательств и преследований. Когда акты женевского конгресса посланы были генеральному совету через одного швейцарского уроженца, натурализованного в Англии — из боязни черного кабинета бонапартовской почты, — то полиция на французской границе выкрала их у посланного, и французское правительство было глухо