к жалобам на это генерального совета. Но министерство иностранных дел в Лондоне заставило французов услышать, и французской полиции пришлось вернуть похищенное. В другом случае отличился вице-император Руэ, когда соглашался разрешить к печати манифест, прочитанный французскими членами на женевском конгрессе, только при том условии, что «в него будет внесено несколько слов благодарности императору за то, что он так много сделал для рабочих». Это было отклонено, хотя французские члены крайне остерегались раздражать притаившееся чудовище и поэтому были даже в подозрении у буржуазных радикалов, видевших в них скрытых бонапартистов.

Не установлено, действительно ли они вследствие этого дали себя настолько сбить с толку, что приняли участие в нескольких несмелых манифестациях буржуазных радикалов против империи, как утверждают некоторые французские писатели. Основания, которые привели Бонапарта к открытому разрыву с рабочим классом, лежали, во всяком случае, глубже. Стачечное движение, вызванное опустошительным кризисом 1866 г., приняло беспокоившие его размеры; затем парижские рабочие под влиянием Интернационала обменялись мирными декларациями с берлинскими рабочими, а в то время, весною 1867 г., угрожала разразиться война с северногерманским Союзом из-за люксембургской торговли; и, наконец, французская буржуазия подняла столь оглушающий крик, требуя «мести за Садову», что в тюильрийском дворце возникла чертовски разумная мысль заткнуть рот крикунам «либеральными» уступками.

При таких обстоятельствах Бонапарт считал, что уложит несколько мух одним взмахом, возбудив преследование против парижского бюро Интернационала под предлогом, будто там обнаружен центр фенианского заговора. У членов бюро сделали внезапные ночные обыски, но не нашли ни малейших следов какого-либо тайного заговора. Чтобы удар впустую не вызвал слишком большого скандала, осталось только привлечь парижское бюро к судебной ответственности за то, что оно функционирует, не имея разрешения, необходимого для общества, в котором имеется более двадцати членов. Обвинение было предъявлено 6 и 20 марта против пятнадцати членов Интернационала; суд приговорил каждого из них к уплате 100 франков и сделал постановление о закрытии парижского бюро. Высшие инстанции утвердили приговор.

Но еще до того началось новое дело. Обвинители и суд отнеслись к обвиняемым крайне мягко, и от имени всех Толэн защищал себя и других в очень умеренном тоне. Но спустя два дня после первого разбирательства, 8 марта, образовалось новое бюро, и эта явная насмешка похоронила последние иллюзии Бонапарта. Члены нового бюро предстали пред судом 22 мая и были приговорены к трем месяцам тюрьмы каждый после блестящей и резкой речи Варлэна. Таким образом, империя вступила в открытую вражду с Интернационалом, и французская его секция почерпнула новую силу из этого окончательного и явного разрыва с декабрьским палачом.

И с бельгийским правительством Интернационал тоже вступил в резкое столкновение. Владельцы угольных копей в Шарлеруа довели своих нищенски оплачиваемых рабочих до мятежа постоянными притеснениями, а потом выпустили вооруженную силу против невооруженной толпы. Среди общего панического ужаса бельгийская секция Интернационала взяла жестоко преследуемых рабочих под свою защиту, стала разоблачать в печати и на публичных собраниях их печальное положение, оказывала поддержку семьям павших и раненых и обеспечила заключенным судебную защиту, благодаря которой они были оправданы присяжными.

Министр юстиции де Бара отомстил за это тем, что в заседании бельгийской палаты разразился дикой руганью Интернационала и угрожал ему насильственными мерами, и в частности запрещением его ближайшего конгресса, который должен был собраться в Брюсселе. Но члены Интернационала не растерялись от нападок и ответили письмом, заявив, что не дадут власти над собой никакому человеку — как не дадут бочке с водкой командовать собою, и что ближайший конгресс состоится в Брюсселе, как бы к этому ни относился министр юстиции.

Швейцария и Германия

Самым действительным рычагом великого подъема Интернационала за эти годы было общее стачечное движение, вызванное во всех более или менее развитых капиталистических странах кризисом 1866 г.

Генеральный совет нигде и никогда не вызывал стачечное движение; но если оно где-нибудь возникало, то он содействовал советами и делом победе рабочих, мобилизуя интернациональную солидарность пролетариата. Он выбивал из рук капиталистов удобное оружие, состоявшее в обессиливании бастующих рабочих ввозом иностранных рабочих сил; из среды несознательных войск врага он вербовал себе самоотверженных союзников, разъясняя рабочим каждой страны, куда только проникало его влияние, что в их собственных интересах оказать поддержку их заграничным классовым товарищам, ведущим борьбу за повышение заработной платы.

Эта деятельность Интернационала оказалась чрезвычайно успешной и создала ему в Европе репутацию, которая даже превышала действительно приобретенную им мощь. Тогдашний буржуазный мир, не желая понимать или даже действительно не понимая, что распространяющиеся стачки коренятся в бедственном положении рабочего класса, искал их причины в тайных происках Интернационала. Эти происки представлялись буржуазии исчадием ада, и при каждой стачке они пытались одолеть их. Каждая большая стачка превращалась в борьбу за существование Интернационала, и из каждой такой борьбы Интернационал выходил с вновь закаленными силами.

Типичными явлениями этого рода были стачка строительных рабочих, разразившаяся весною 1868 г. в Женеве, и стачка рабочих шелковых и ленточных изделий, происшедшая осенью того же года в Базеле и тянувшаяся до следующей весны. В Женеве строительные рабочие начали борьбу, требуя повышения заработной платы и сокращения рабочего дня; но хозяева поставили условием соглашения выступление рабочих из Интернационала. Бастующие рабочие сразу отвергли это предложение, и благодаря помощи, оказанной им генеральным советом из Англии, Франции и других стран, смогли настоять на своих первоначальных требованиях. Еще легкомысленнее поступили самонадеянные капиталисты в Базеле, где рабочим одной ленточной фабрики без всякого повода отказали в нескольких праздничных часах, на которые они, по старинному обычаю, имели право в последний день осенней ярмарки. «Кто не подчинится, — грозили им, — вылетит вон». Часть рабочих не повиновалась, и на следующий день, нарушая правило двухнедельного предупреждения о расчете, их при помощи полиции не впустили на фабрику. Этот грубый вызов подхлестнул рабочих Базеля, и завязалась на много месяцев борьба, которая дошла наконец до того, что Большой совет пытался запугать рабочих военными мерами и чем-то вроде осадного положения.

Как вскоре оказалось, целью этой глупой травли рабочих в Базеле было уничтожение Интернационала. Капиталисты не остановились для достижения этой цели ни пред жестокими средствами, отказывая потерявшим работу рабочим в квартирах, закрывая им кредит у булочников, мясников и мелочных торговцев, ни пред такими комичными выходками, как посылка эмиссара в Лондон для расследования, каковы денежные средства генерального совета. «Если бы эти правоверные христиане жили в первые века христианства, они бы прежде всего стали наводить справки о банковых кредитах апостола Павла в Риме» — так шутил Маркс по поводу того, что «Таймс» сравнила секции Интернационала с