С уборкой и обедом она провозилась почти до двух часов ночи.Ужасно хотелось спать, но нужно было закончить все запланированное. Любаустроилась в своем кабинете, достала плеер с наушниками, вставила диск смузыкой Скрябина и открыла каталоги. Глаза слипались, от усталости немногокружилась голова, в голове было странное ощущение мокрого песка, забившего мозги не пропускающего сквозь себя ни одной мысли. Люба внезапно заметила, что наглянцевые страницы капают бессильные слезы. Льющаяся из наушников музыка быланервной, тревожной, резкой, а яркие краски на картинках только добавлялиостроты ощущений. «Я ненавижу эту плитку, – пронеслось у нее вголове, – я ненавижу эти шторы, и эти светильники, и весь этот дом. Ябольше не могу! Я ненавижу своего мужа».

Подумала – и испугалась. Что это, минутная слабость, вызваннаяусталостью и раздражением, или первый звонок? А может быть, уже далеко непервый? А может быть, последний? Господи, неужели так бывает: пятьдесят летлюбить человека – и вдруг разлюбить? Нет, этого не может быть, не может, неможет!!! Но ведь это есть, и невозможно больше закрывать на это глаза. Родиславвызывает у нее не просто раздражение, он вызывает отторжение, переходящее вовраждебность. Чем он так провинился перед Любой? Разве он сделал в последнеевремя что-то плохое? Разве совершил гадость или подлость? Нет, нет и нет.Просто он стал другим, таким, каким ей трудно его любить так же сильно, каклюбила раньше. Или она стала другой, такой, которая уже не может слепо ибеззаветно любить своего мужа. И Родик в этом не виноват. Виновата сама Люба,потому что изменилась.

Но разве так может быть, чтобы на седьмом десятке вдругизмениться до неузнаваемости и разлюбить человека?

Она глубоко вздохнула, перевела дыхание, отерла ладоньюслезы и перелистнула страницу. Надо выбрать плитку и переходить к шторам, азавтра ехать и оформлять заказ и доставку. А еще светильники… Наверняка Родикзахочет муранское стекло, да еще с запасными подвесками, и все это нужно будетзаказывать и ждать, и стоить это будет – даже страшно подумать сколько.

В ней снова поднялась волна раздражения и ненависти, и Люба,чтобы успокоиться, прикрыла глаза, откинулась на спинку кресла и несколькоминут просто слушала фортепианный этюд Скрябина. Этюд по интонациям напоминалей отчаянные рыдания, успокоиться не удалось, и Люба горько расплакалась.

* * *

Наступил июнь, все санузлы в новом доме были выложеныплиткой, окна завешаны шторами, оставалось только дождаться мебели исветильников, которые обещали доставить в середине июля, и Люба вздохнуласвободнее. Правда, Родислав хотел, чтобы в загородном доме не было никакихстарых вещей, кроме одежды, и нужно было покупать новую посуду, постельноебелье, скатерти и все прочее, но по сравнению с уже пройденным путемпредстоящие покупки казались полной ерундой. Она даже воспользовалась отъездоммужа в командировку и пошла на третий тур конкурса имени Чайковского, выбравдень, когда исполнялись сразу два фортепианных концерта Прокофьева – третий, домажор, и ее любимый второй, соль минор. Она по-прежнему скрывала от Родислава своимузыкальные пристрастия: муж любил музыку совсем другого плана, болеесовременную и полегче, а Любе в свое время, много лет назад, достаточно быловсего лишь тени неуверенности на его лице, когда он услышал имя Прокофьева,чтобы понять, что лучше не делать акцента на своих предпочтениях. Пусть Родикдумает, что у них одинаковые вкусы. Теперь, в шестьдесят один год, ей казалосьнелепым, что она всю жизнь прятала от мужа сначала пластинки, потом диски сосвоими любимыми записями, но сложившийся за сорок с лишним лет брака стереотипповедения было не так легко сломать. Да и нужно ли?

После концерта Люба вышла на улицу, достала телефон инабрала номер сестры.

– Я тебя вижу, – сообщила Тамара. – Я стою напротивоположной стороне.

Они условились провести время вместе, и Люба отпустилаводителя и договорилась с Тамарой, что та заберет ее после концерта и онипоедут домой к Романовым и проболтают до утра. Тамара предлагала переночевать унее, но Люба не рискнула оставить Дениса одного.

– Пусть Юля с ним останется, – говорилаТамара. – А ты отдохни.

– А кто их накормит? – возражала Люба. – Ипотом, Родику может не понравиться, что я ночую не дома.

– Любаня, Юле двадцать один год, Денису – двадцать два,ну уж наверное они как-нибудь прокормятся без тебя, не умрут с голоду. А наРодьку наплюй. Мало он в свое время ночей провел вне дома? Сколько можно нанего оглядываться?

– Тома, у меня есть определенный порядок, и я не хотелабы его нарушать. Я знаю, что приготовить на ужин, на завтрак и на обед, у менякуплены продукты и составлен план. И я должна ночевать дома, потому что я –мужняя жена.

– В тебе никогда не умрет плановик, – вздохнулаТамара. – Ладно, уговорила, поедем к тебе.

Они уже парковались возле Любиного дома, когда у Тамарызазвонил телефон. Она в недоумении взглянула на часы.

– Кто это в такое время?

К ее немалому удивлению, это был Бегорский.

– Что-то случилось? – встревожилась Тамара.

– Надо поговорить, – коротко ответил Андрей.

– Тогда перезвони через полчаса, – попросила она.

– Не будет поздно? Уже и так двенадцатый час.

– Я не буду спать.

Она вытащила из багажника сумку с продуктами и поставиламашину на сигнализацию.

– Любаня, я купила всякой всячины нам с тобой нарадость.

– Том, ну зачем? У меня все есть.

– Пусть будет. А вдруг мы засидимся до рассвета? У меняпосле часа ночи зверский аппетит. Как ты думаешь, что нужно Андрюшке?

– В такое время? – Люба задумалась. – Может,надо кого-то срочно записать к тебе на стрижку? Или кто-нибудь едет в НижнийНовгород, и Бегорскому нужна твоя квартира.

Однако ни одно из предположений не оказалось верным. Когдачерез полчаса Бегорский перезвонил, он с места в карьер задал Тамаре вопрос:

– Тебе интересно причесывать пенсионеров и делать ихкрасивыми?

Тамара сразу же вспомнила Михаила Михайловича и свой опытработы с его волосами. Как он тогда сказал? «Ты вернула мне облик, который ясчитал давно утраченным». Что-то в этом роде.

– Интересно, – искренне ответила она. – Апочему ты спросил?

Но Бегорский не удостоил ее ответом.

– Завтра в восемь утра выезжаем. Соберись на три дня,возьми обувь попроще, там пока еще дорога не достроена, грязи много. Машинапридет за тобой в половине восьмого, потом заберете меня, и ровно в восемьвыдвигаемся.

– Куда? – оторопела Тамара.

– Я же тебе рассказывал про усадьбу Вяземского вТомилине и про свою идею. Ты должна посмотреть все своими глазами. Усадьбапрактически готова, ты должна определить, где будут твои апартаменты и салон,чтобы можно было начинать дизайн и отделку.