– Глупый ты, – вздохнул Змей. – Знаешь, ктоглавный враг писателя?

– Наверное, издатель, – предположил Камень,изрядно удивленный такой резкой сменой темы.

– Нет, не издатель. Вторая попытка.

– Ну, тогда, наверное, редактор.

– Ничего ты не понимаешь в творческом труде. Главныйвраг писателя – читатель, который сразу заглядывает в конец книги. Писательстарается, придумывает, пишет, строит повествование, ведет читателя за собой иподводит его к развязке, да так, чтобы читатель испытал на этом пути разныечувства и обдумал разные мысли. Писатель вкладывает свой труд, гигантский труд,а неблагодарный читатель отправляет весь этот труд на помойку одним тем, что,едва прочитав первые десять-пятнадцать страниц, сразу смотрит в конец. Я простоне хотел, чтобы ты был неблагодарным по отношению к Ворону и к той истории,которую он тебе так долго и старательно рассказывает. Он же хочет тебяразвлечь, он хочет, чтобы ты не скучал, он делает для тебя все, что может,понимаешь? И если я начну вмешиваться и рассказывать тебе то, чего он не знает,весь его труд пойдет насмарку. Я и так нарушаю собственные принципы, когда потвоей просьбе то и дело что-то уточняю, но обрати внимание, это касается толькотех случаев, которые не затрагивают интересы Ворона как повествователя. Аистория Кирилла Тарновича – это очень важный момент, принципиальный, и я долженбыл дождаться правильного момента, чтобы все тебе рассказать.

– Ну естественно! – фыркнул Камень. – Тыдождался, пока мое терпение лопнуло и я послал Ворона с конкретным заданиемпосмотреть, как так получилось, что Кирилл, который спас Лизу в метро, а доэтого следил за Романовыми, вдруг оказался любовником Аэллы. И только послетого, как он мне в общих чертах все поведал, ты явился и начал доставатькроликов из шляпы и бомбардировать меня интересными деталями. А если бы я егоне отправил за Кириллом?

– Я бы молчал, – признался Змей.

– Долго молчал бы?

– Пока ты сам не спросишь. Я был уверен, что тыспросишь уже тогда, когда выяснилось, что Кирилл – это тот, кто следил заРомановыми. Ведь было же у вас с Вороном такое предположение, вы его обсуждали,я знаю. Но ты интереса не проявил, вот и я промолчал. Любая информация хорошако времени, как ложка к обеду. А занятный тип этот Тарнович, ты не находишь?Яркий образец психологического типа фаната.

– Почему? – удивился Камень. – Фанаты,насколько я помню, это те, кто творят себе кумиров из известных личностей,артистов там, певцов, музыкантов. Какое отношение к этому имеет Кирилл?

– Да самое прямое! Что такое фанат? Это человек, укоторого нет собственной жизни или она бедна и скучна, и он создает себеискусственную вторую жизнь, наполненную событиями из жизни своего кумира. Ведьты посмотри, сколько времени девочки-фанатки проводят у подъезда какого-нибудьсвоего любимца, какими жадными глазами они смотрят, во что он одет, как горячоинтересуются, что он ел на завтрак и какое у него настроение. А некоторыетратят собственные деньги на то, чтобы ездить следом за своим кумиром нагастроли.

– Им что, делать больше нечего? – с изумлениемспросил Камень, которому такие подробности из бытия фанатов даже в голову неприходили.

– Так в том-то и дело, что нечего! Нет у них другойжизни, в которой были бы события и переживания. А чем Кирилл от них отличается?Да ничем. Когда у него появляется собственная жизнь, работа или, к примеру,женщина, он отлично живет этой жизнью, но как только все заканчивается истановится пусто, он вспоминает о том, что можно бы и Робин Гудом побыть.Пожить, так сказать, второй жизнью. И знаешь, что самое интересное? Кирилл этот– пример феномена зеркальности.

– Это как же? – заинтересовался Камень.

– Он мечтал о том, чтобы у него были свои фанаты. Онхотел славы, хотел, чтобы его все и всюду узнавали и просили автограф, хотел,чтобы у его подъезда дежурили влюбленные девочки. И это было, но, конечно, не втаких масштабах, о которых он мечтал. А поскольку он этого всего так сильнохотел, он и не усомнился в том, что Родислав его узнал и только из огромнойлюбви к знаменитому артисту не сказал о нем в милиции. То есть Кириллу оченьхотелось, чтобы было именно так, и он в это всей душой поверил. А поверив,сотворил, в свою очередь, себе кумира из Родислава и сам превратился в его фаната.Понял теперь?

– Теперь понял, – шевельнул бровями Камень. –И что же будет дальше?

– Слушай, я тебе для чего целую лекцию прочитал прописателей и читателей? – сердито отозвался Змей. – Чтобы ты нахальнозаглядывал в конец?

– Нет, про самый конец не надо, но так, в общих чертах,а? – жалобно попросил Камень. – Раздразнил ты меня этим Кириллом.Скажи хотя бы, как Аэлла к нему относится?

– Любит, – коротко констатировал Змей. – Носама пока об этом не догадывается. Только сама себе удивляется, как это она,такая требовательная, у которой за сорок лет ни одного мезальянса в личнойжизни не случилось, вдруг спит с малоизвестным актеришкой, да еще наодиннадцать лет моложе себя. Ладно бы, если бы он был младше лет надвадцать-тридцать, тогда можно было бы гордиться собой независимо от егосоциального статуса, вот, мол, я какая удалая и красивая, в меня и на седьмомдесятке молодые мальчики влюбляются. А одиннадцать лет – это не та разница ввозрасте, на которую можно обращать внимание. Значит, у любовника должен бытьили статус, или очень большие деньги, или еще что-нибудь, что делает его нетаким, как все. У нашей Аэллы, как ты помнишь, все должно быть самым лучшим ине таким, как у всех. А у Кирилла ничего такого нет. Вот она и удивляется самасебе. Но ей рядом с ним спокойно и уютно, она даже воображать меньше стала,как-то подуспокоилась насчет своей необыкновенности. Кирилл на нее в этомсмысле положительно влияет.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что он спокойно рассказывал ей о себе всякуюправду, в том числе и такую, которая его не особенно украшает, а она слушала ипонимала, что его откровенность не делает его хуже в ее глазах. Он ей – про то,что и пил, и гулял неумеренно, и зазнавался, и зазвездился, и унижался, и женеизменял, а Аэлле важно только то, что он добрый и надежный, родной и теплый, атот факт, что когда-то ему приходилось и унижаться, и на рынке торговать, ичужие машины перегонять, никоим образом его не портит. И стала она понемножкузадумываться о том, что если у нее самой бывали неудачи и проколы, то этоникоим образом не портит ее в глазах окружающих. И вообще, нет ничего зазорногов том, чтобы в чем-то быть как все, не выделяться и не возвышаться.

– Поздновато на седьмом-то десятке, – заметилКамень.

– Ну, в таком деле лучше поздно, чем никогда. Теперьона ждет, когда Кирилл наберется храбрости сделать ей предложение. Она уже длясебя решила, что обязательно выйдет за него.

– Жалко, Ветер не слышит, – вздохнулКамень. – Вот уж он порадовался бы.

* * *