перед отъездом: «какой-то человек лет 50 в русской поддевке, по-видимому из зажиточных крестьян», который говорит «простым крестьянским наречием, с ударением на букву „О“».

Многочисленные указания Труфанова на слишком вольное обращение Григория с жительницами Царицына, несомненно, преувеличены. Но дыма без огня не бывает. О. Илиодор только дивился, глядя на лобызания своего благодетеля с женщинами. Заметив изумление своего друга, «старец» сам заговорил на эту тему.

«Брат Григорий, лаская и целуя женщин, говорил мне: „ты видишь, я целую и глажу женщин; но ты этим не смущайся“. Я ответил, что не смущаюсь; однако сам не позволю целовать и гладить женщин, ибо святые отцы этого не делали и не заповедали делать. Старец Григорий ответил: „а мне можно“. Я сказал, что поведение его в отношении женщин я считаю странным, но что ничего пошлого и развратного не вижу».

Позже, возвращаясь к своим недоумениям, о. Илиодор рассуждал так: «обращение старца Григория с женщинами я считаю странным, очень странным. Но при этом я думаю, что ему дано Богом то, что мне не дано. Он может так любить женщин, а я не могу. Старец Григорий считает такое свое обращение с женщинами возможным, может быть, по Божьему внушению».

В лобызаниях Григория с женщинами о. Илиодор усмотрел пока лишь еще один признак святости, бесстрастия, какое было присуще Ефрему Сирину.

Труфанов сообщает о возникших в эти дни между ним и Григорием проектах постройки женского монастыря около Царицына и паломничества о. Илиодора со своей паствой в Покровское. Позже газеты писали, что участок для монастыря приобретен.

Свои впечатления от посещения Царицына Григорий изложил в письме Императорской чете, не забыв упомянуть и о митре, которую надлежит дать «Илиодорушке».

Ввиду пребывания дорогого гостя в Царицыне о. Илиодор не смог поехать в Саратов на заседание окружного суда по делу об оскорблении священником бывшего полицмейстера Бочарова (27.XI). Но поделился с прихожанами своим раздражением: «Мы вот здесь молимся и беседуем, а за стенами окружный суд заочно судит духовного пастыря православной церкви, стоящего за православную веру. Какие это судьи и слуги Государя, когда они с гордостью и самолюбием судят не по закону. Государь это дело прекратил, а они его подняли. Но судьи тут не виноваты, а виноват тот, кто поднял это дело».

На прощание Григорий устроил в монастыре грандиозную раздачу подарков — разных мелочей, которых было закуплено по тысяче штук. Заранее извещенный народ собрался на подворье 28.XI в огромном количестве — по сведениям Семигановского 5–6 тыс. человек, Труфанов пишет о 15 тыс… Многие приехали из ближайших сел.

Даже огромный монастырский храм не вместил всю эту толпу. В разгар проповеди о. Илиодора богомольцы, остававшиеся во дворе, стали ломиться внутрь. Началась давка. Проповедник выругал «безобразников», державших себя, «как на базаре», и ушел в алтарь, а затем, немного успокоившись, передал слово Григорию.

«Старец» объявил, что «в воспоминание общей молитвы в этом храме» раздаст подарки, и не простые. Они имеют символический смысл. Тут свидетельства сильно разнятся. Согласно полицейским сведениям, Григорий говорил, что дает всем «по платку, который прикрывает грехи, и полотенцу, которое отирает омытые грехи». Но о. Илиодор, которому была поручена закупка подарков и который лучше, чем полицейские агенты, слышал слова «старца», утверждает, что это были предсказания для одаряемого лица: платок — слезы, сахар — сладкая жизнь, кольца — замужество, иконка — постриг.

«Люди с жадностью хватали ничтожные гостинцы, с жадностью, потому что каждый, считая Григория прозорливым, желал по подарку угадать скорее свою судьбу». Вновь произошла давка. Раздача продолжалась до 12½ час. ночи и закончилась ввиду исчерпания запаса гостинцев. Многие богомольцы ушли с пустыми руками. Это дает некоторое представление о численности собравшегося в тот вечер народа.

Поездка в гости к Распутину

А уже в 4 часа утра о. Илиодор вместе со своим гостем садился на поезд, чтобы, как он объявил народу накануне, посетить родину Григория. Приглашение туда «старец» сделал неделей ранее в самой категорической форме: «На другой день после отъезда Гермогена Распутин объявил мне, что 27 ноября поедем с ним в с. Покровское».

Перед самым отъездом о. Илиодор получил известие, что Саратовский окружной суд признал его виновным и приговорил к аресту на 1 месяц. Но не слишком обеспокоился. Священника даже забавляло это совпадение суда и отъезда будто в ссылку.

Обращаясь к своей пастве с площадки вагона, о. Илиодор сказал: «У меня очень много врагов, которые давно желали бы сослать меня в Сибирь, куда я сам теперь еду. Приговором суда я присужден на месяц в тюрьму, и я этим доволен. Наши духовные враги, безбожники, стервятники, кощунники всеми силами стараются расстроить нашу духовную жизнь и веру, но нет, им не придется этого сделать». Предсказав, что враги скоро «рассеются», о. Илиодор уехал.

Вся поездка заняла более трех недель, с 29.XI до 21.XII. По пути Григорий рассказывал о своей необыкновенной жизни. Увы, эти рассказы в книге Труфанова пересыпаны такими откровенными выдумками, именуемыми самим же автором «чудовищными до сказочности, прямо-таки невероятными вещами», что отделить зерна от плевел почти невозможно. Пролить свет на дело несколько помогает сопоставление этого позднейшего текста с речью о. Илиодора 21.III.1910.

«…чтимый нами старец Григорий в 25 лет бросил пьянствовать и захотел посвятить себя Богу. Целый год ходил по святым местам. По возвращении же на родину стал усердно молиться. Домашние же его, видя в нем такую перемену, стали уговаривать его возвратиться в семью, а односельцы всячески над ним насмехались. Но вот в один из рабочих дней, когда брату Григорию наскучили все увещевания и насмешки, он воткнул в землю лопату, перекрестился и в чем был, в том и ушел из родного угла. Целых три года ходил он по святым местам. Так не подвиг ли это, братия и сестры? Целых три года. Оставил жену и детей. Возвратившись домой, брат Григорий занялся домашными и полевыми работами, а на дворе у себя вырыл землянку, где молился и в продолжении двух недель не утолял голода пищей, а жажды водой. Затем брат Григорий говорил мне, что когда косили они сено, или во время жатвы, товарищи его раз по двадцать утоляли жажду, а он за целый день ни разу не утолил своей жажды. Так не подвиг ли это, братия и сестры? Да вытерпит ли простой смертный в такую жару и при такой работе не утолить мучившей его жажды?».

Все это в книге Труфанова изложено гораздо короче. Зато она сообщает о последовавших за тем чудесных событиях: «Чрез некоторое время пошел опять странствовать. Повелел