дать объяснение историчности тела, которое позволило бы сблизить дискурс и материю. По ее мнению, активная роль материальности тела в действиях власти не была теоретически рассмотрена должным образом, что оставляет вопросы о материальной природе дискурсивных практик подвешенными в воздухе, имплицитно пере-вписывая материю как пассивную субстанцию или конечный продукт «социального». Неспособность признать динамизм материи незаконно лишает ее возможности быть активным фактором дальнейшей материализации и тем самым возвращает господство культуры и языка в качестве производительных сил. Для понимания власти во всей полноте ее материальности необходимо понять, каким образом материя и дискурс переплетаются и соучаствуют в определении и материализации человеческого и его других, чтобы объяснить агентность нечеловеческих форм и вовлеченность материи в ее продолжающуюся историчность.

Вклад Барад в развитие постгуманистического понимания перформативности основан на философской интерпретации, которую она определила как «агентный реализм», эпистемологическую и онтологическую рамку, предлагающую материалистическую и постгуманистическую переработку привычных понятий, в том числе таких, как перформативность, дискурсивные практики, материализация, агентность и причинность. Агентный реализм берет физическую философию квантового физика Нильса Бора в качестве подходящей отправной точки для совместного осмысления природного и социального миров и получения некоторых важных подсказок, как теоретически осмыслить характер их отношений.

Эпистемологическая схема Бора ставит под сомнение картезианскую эпистемологию с ее триадической структурой репрезентации, состоящей из слов, тех, кто занят познанием, и вещей. Она утверждает, что измерительные процессы даны встречей «социального» и «природного» – они являются той инстанцией, где в буквальном смысле происходит встреча материи и смысла. Эта реляционная онтология отказывается фиксировать «слова» и «вещи» в качестве отдельных сущностей, делая особый упор на неразделимость и взаимно конститутивный характер материальности и смысла. Основываясь на подобной перформативной метафизике, агентный реализм Барад предлагает постгуманистическое объяснение перформативности, рассматривающее материю как продолжающуюся историчность, сгусток агентности, определяемый ею как «интраакция», то есть как «причинно ограничивающие недетерминистские проявления, посредством которых происходит осаждение материи-в-процессе-становления и ее включение в последующие материализации» (2003: 823). Следовательно, в рамках подобной схемы материя – это не просто «разновидность цитатности» (Butler, 1993: 15), но скорее активный «агент» своей продолжающейся материализации.

Агентный реализм Барад с его понятием постгуманистической перформативности предоставляет удобную схему понимания неразделимости материи и смысла, а также «материально-дискурсивной природы ограничений, условий и практик» (2007: 152). Это делает агентный реализм «онто-эпистемо-логией» (Barad, 2003: 829), практикой-познания-в-бытии, способной объяснить пути, которыми тела обретают значение (come to matter). Демонстрируя удерживающую мир красную нить этики, агентный реализм делает шаг в сторону «более экологической чувственности» (Bennett, 2010: 10; Беннетт, 2018) и принимает диверсифицированную политику агентности, способную к более щедрому распределению ценности, а также к более осознанным и этичным вмешательствам в подобную обновленную экологию.

См. также: «Оно»; Квантовая антропология; Не-человеческая агентность.

Элиза Фьоре

(Перевод Максима Фетисова)

Постдисциплинарность

В то время как концепты мульти- и междисциплинарности зачастую используются для обозначения кросс-дисциплинарной деятельности, которая процветает даже в университетах с дисциплинарными гегемониями, постдисциплинарность предполагает более радикальные трансформации сегодняшнего производства знания. Мульти- и междисциплинарность означает сотрудничество между дисциплинами по общим для них проблемам или вопросам, рассматриваемым в основном с использованием теоретических и методологических подходов, разработанных в рамках дисциплин, вступающих друг с другом в новые синергетические отношения. Однако в мульти- и междисциплинарном производстве знания дисциплины выступают в качестве предпосылок и само собой разумеющихся отправных точек для кросс-дисциплинарной работы. Напротив, концепт постдисциплинарности отсылает к более трансгрессивным способам производства академического знания, которые дестабилизируют, деконструируют и нарушают гегемонию отдельных дисциплин и классическое академическое разделение между гуманитарными, социальными, техническими, медицинскими и естественными науками. Исследователи, собирающиеся под знаменем постгуманитарных наук, взаимодействующих с фигурациями постчеловеческого, отстаивают различные виды постдисциплинарности, также часто отражаемые зонтичным понятием трансдисциплинарности.

Ученые в постгуманитарных науках движутся по академическим траекториям многообразных дисциплин, а также междисциплинарных занятий или же «исследований», таких как феминистские, постколониальные, квир-исследования, критические исследования инвалидности, исследования науки и технологий, окружающей среды, культуры, исследования животных и т. п. Однако общие основания для всего этого разнообразия часто обнаруживаются в отношениях деидентификации с дисциплинирующими силами классических академических границ и разделением производства знания по отдельным дисциплинам, придерживающимся своих канонов. Большинство исследователей в постгуманитарных науках сегодня вынуждены признавать в качестве своих отправных точек дисциплины или же междисциплинарные исследования, когда дело касается формального статуса в смысле степеней и институциональной принадлежности. И все же они стремятся не отождествлять себя с мейнстримом своих дисциплин или же междисциплинарных занятий в силу критической позиции по отношению к онтоэпистемологиям, на которых обычно держится дисциплинарная и категориальная динамика современного производства академического знания. Многие из этих исследователей критикуют неуместное разделение академических и дисциплинарных структур в пользу трансверсальной коммуникации и трансгрессии существующих академических границ между сферами производства знаний о «человеческом», «социальном», «природном», «техническом» и «медицинском» мирах.

Постдисциплинарные трансгрессии между гуманитарными и естественными науками, например, выступают методологическим следствием, когда Карен Барад (2007) утверждает запутанность пространственно-временной значимости и смыслотворчества, когда Донна Харауэй (2008) призывает нас обратить внимание на природокультуры, когда Рози Брайдотти (2006a) взывает к этике, основанной на нечеловеческой динамике zoe, или когда Стэйси Элеймо (Alaimo, Hekman, 2008) старается привлечь внимание к транстелесному. Исследователи соматотехники (Sullivan, Murray, 2009) изучают, каким образом соматическое и техническое вовлечены друг в друга, а исследования науки и технологий рассматривают материально-семиотическое совместное конструирование (Haraway, 1992a). Вот лишь некоторые из множества примеров. Они показывают, как постгуманистические концептуальные рамки делают необходимыми постдисциплинарные трансгрессии дисциплинарных границ. Ни одна из обсуждаемых здесь проблем не может быть помещена в понятийную схему, отделяющую «человеческое» и «социальное» от «природного», «медицинского» и «технического» мира.

Постдисциплинарность нуждается в новых способах организации так же, как и в новых методологических инструментах. Трансгрессивные и трансформативные методологические рамки не создаются из ничего. Они должны быть развернуты в трансверсальных дискуссиях между различными подходами к вызывающим общую озабоченность вопросам, определяемым через то, что Барад концептуализирует как временные и сиюминутные – не-универсальные – разрезы между субъектом и объектом (Barad, 2007). Для установления таких трансверсальных дискуссий по ту сторону дисциплинарных границ необходимы пространства постдисциплинарной коллаборации. Это пространства, где совместные усилия между исследователями из разных областей могут развернуться без того, чтобы какая-либо дисциплина имела эксклюзивное, само собой разумеющееся право определять академическую повестку и охранять границы специальных видов производства знания, которые должны быть приведены в движение. Сотрудничество важно в постдисциплинарной работе, поскольку любое производство знания считается частичным, и поэтому никто не может обладать целостной картиной, то есть выполнять «божественный трюк» (Haraway, 1991: 191).

Концептуальные инструменты, которые могут сыграть роль полезных мыслительных технологий,