в везирский диван, сидел у себя дома и занимался каким-нибудь делом, принимался за людей, а люди грызли его. Он притянул Абу-л-Касима Кесира, который прежде был сахиб-диваном Хорасана, понуждал рассчитаться, угрожал и даже приказал доставить дыбу, кнут и палача и хотел было его сечь. Тот протянул руки к моему наставнику и взмолился о помощи. Наставник написал записку эмиру и устно через Абдуса дал знать: «Я не говорю, что не нужно требовать расчета от государственного дивана[798] и средства[799], которые числятся за ним, ему придется отдать во что бы то ни стало[800], однака слуг и рабов государевых, возвышенных султаном-отцом, нельзя истреблять нарочно. Наш везир тяжко болен и, потеряв надежду выжить, хочет до смерти успеть свести счеты. У Бу-л-Касима Кесира есть старые заслуги и он сделался знаменитым человеком. Ежели высочайшее усмотрение одобрит, то его надобно спасти». Узнав это, эмир соизволил сказать: «Ты, Бу Наср, сходи к великому ходже под предлогом навестить болящего, а Абдус, чтобы пришел вслед за тобой, справился о здоровье от нашего [имени] и сделал, что требуется на сей счет». Бу Наср отправился.

Придя в серай везира, он увидел в суффе Абу-л-Касима Кесира, с ним шел спор о [казенных] средствах, [тут же находились] доставленные мустахридж, дыба, кнут и орудия пытки, пришел и палач. [Бу-л-Касиму] передавали грубые сообщения ходжи. «Остановите на час это дело, — сказал Бу Наср, — покуда я повидаюсь с ходжой». Он вошел к ходже и увидел его одного на почетном месте, лежащего на спине, очень озабоченного и больного. «Как себя чувствует ходжа?» — спросил Бу Наср. «Сегодня мне лучше, — ответил ходжа, — да только меня все время удручает этот племянник Кесира. Сей человечишка утаил [казенные] средства и желает их присвоить, но не понимает, что прежде чем умереть, я их вытяну у него из глаз и зубов, прикажу вздернуть на дыбу и сечь, покуда он не вернет обратно то, что украл». «Зачем господину горячиться? — заметил Бу Наср, — Бу-л-Касим ни в коем случае не осмелится присвоить достояние государственного казначейства[801]. Прикажи, я выйду к нему и выну у него из /363/ ушей хлопчатую бумагу[802]». — «Не стоит, — ответил ходжа, — пусть на себе почувствует возмездие».

На этом подошел Абдус, отвесил поклон и сказал: «Государь султан спрашивает и говорит, как себя чувствует сегодня ходжа?» Тот поцеловал подушку и ответил: «Сегодня по милости государя лучше, через каких-нибудь два-три дня я поправлюсь настолько, что смогу явиться на поклон». Абдус продолжал: «Государь говорит, мы, дескать, слышим, великий ходжа возлагает на себя непосильный труд, печалится и ввязался в дела Бу-л-Касима Кесира касательно [казенных] средств. Никто не посмеет утаить достояние государственного казначейства, пусть этот труд [ходжа] на себя не берет. Сумму того, что с Бу-л-Касима надлежит получить, пусть ходжа напишет и передаст Абдусу, дабы [Бу-л-Касима] привели ко двору и не отпускали с раннего утра, пока еще солнце не бросило тени[803], до тех пор, покуда он не отдаст [казенное] добро. И сказал государь, пусть, мол, мустовфии напишут памятку и вручат Абдусу, и еще он сказал, что надобно, мол, Бу-л-Касима отправить с ним во дворец». [Затем] Бу Наср и Абдус сказали: «Ежели мнение господина найдет возможным, пусть [Бу-л-Касим] явится к государю». «Нет и нет милости!» — ответил тот. «Он стар, — доложили они, — и заслуги у него есть».

Долго они таким образом разговаривали, покуда [ходжа] не дал разрешения. Бу-л-Касима ввели, он поклонился очень вежливо. Ходжа его усадил и спросил: «Зачем ты не отдаешь султанское достояние?»[804]. Тот ответил: «Да будет долгой жизнь господина! Я отдам все, что по правде будет установлено и господин не будет недоволен мной». — Вернешь то, что украл, выкинешь из головы мечту стать везиром и никому до тебя не будет дела», — промолвил [ходжа]. «Слушаюсь, все что верно, я отдам, а мечты о везирстве у меня нет и не было; ежели бы она была, то великого ходжи здесь не было бы из-за тех посягательств, кои на него совершали». — «Ты их совершал или кто другой?» — спросил [ходжа]. Бу-л-Касим опустил руку и достал из-за голенища сапога письмо, отдал его гуляму, чтобы тот передал ходже. [Ходжа] взял и стал читать, развертывая письмо своей рукой. Прочитав до конца, он снова его свернул и прикрыв унван[805], положил перед собой. Несколько времени он оставался в задумчивости и как будто был смущен, затем /364/ сказал Абдусу: «Ступай, сегодня вечером я дам распоряжение, чтобы выявили [казенные] средства и недоимку с него, а завтра [справку] вместе [с Бу-л-Касимом] доставят во дворец, дабы мнение государя повелело, что найдет нужным».

Абдус откланялся и удалился. Выйдя из серая, он остановился, покуда не вышел Бу Наср. Сойдясь вместе, Абдус сказал Бу Насру: «Странное дело, [ходжа] прицепился к человеку, приготовил дыбу, дело дошло до последней крайности, передано было и устное сообщение от султана по этому же делу, а [тут Бу-л-Касим] дал ходже какое-то письмо, тот прочитал и [сразу] уважил». — «Ты еще молод, ходжа, — рассмеялся Бу Наср, — он его сейчас [даже] отпустит, и Бу-л-Касим придет ко мне домой, приходи и ты ко мне». В час вечерней молитвы Бу-л-Касим явился в дом Бу Насра и поблагодарил его и Абдуса за их заботу и пожелал много добра султану за то, что он удостоил его высочайшим вниманием. Он попросил, чтобы наилучшим образом передали и рассказали эмиру, что за ним по государственному казначейству ничего не числится. Горстку излишков, однако, собрали, а мустовфии из страха перед ходжой Ахмедом присчитали [стоимость] продовольствия, которое он [Бу-л-Касим] и его люди съели за время пребывания [его] сахиб-диваном, и месячное жалование, кое они получали, и все это сильно преувеличили. То, что у него есть, он имеет по повелению государя. Коль скоро он не будет прощен, на [жизнь] раба [государя] посягнут. «Все это будет сказано, — ответил Бу Наср, — даже больше того, но расскажи случай с письмом, что случилось, почему человек смягчился, когда прочитал, [расскажи], чтобы Абдус мог завтра пересказать эмиру», Бу-л-Касим поведал: «То было повеление эмира Махмуда, с его печатью, уничтожить ходжу Ахмеда, ибо необходимо возмездие за пролитую по его приказу кровь. Я же пошел наперекор такому падишаху, как Махмуд и, чтобы человек остался жив, ответил: не мое, мол, дело. Будь у меня желание, его