на рослой лошади. Оголовь, нагрудник, пахва и железный прибор были с серебряной насечкой, /359/ очень красивые, седельная крышка кожаная, белая с наседельным чепраком. Стремянный поддерживал его. Он ни к кому не ездил на поклон, к себе никого не пускал и ни с кем не водился. Недимы его были три старика, его ровесники. Они сидели с ним и никого [больше] он не признавал. Был у него сад Мухаммедабад на окраине города, большей частью он бывал там. Ежели умирал какой-нибудь почтенный человек, он являлся на обряд оплакивания; я видел его, когда он приехал на обряд оплакивания Ис-маила Дивани, мне [тогда] было пятнадцать лет. Присутствовали ходжа имам, Сахль Су'луки, казий имам Абу-л-Хайсам, Казн Са'ид нишабурский сахиб-диван, рейс [города] Пушенга и шихне Бек-теги, хаджиб эмира сипахсалара[791]. Ему уступили почетное место и оказывали [другие] почести. Когда он уезжал, выкликнули коня, великого ходжи. В таком воздержании и окруженный всеобщим благоговением он помер. Эмир Махмуд называл его ходжа и так же обращался к нему в письмах. Несколько раз [эмир] намеревался отдать ему должность везира, но он не сдавался.

Был один человек в Нишабуре, коего звали Бу-л-Касим Рази. Сей Бу-л-Касим воспитывал девушек-невольниц, отводил их к эмиру Насру и возвращался обратно с наградой. Таким образом он привел несколько девушек. Однажды эмир Наср подарил ему чалму и написал благодарственную грамоту. Нишабурцы его поздравили, а он принес грамоту на судебное разбирательство [и там] ее прочитали. От отца я слышал, что казий Бу-л-Хайсам потихоньку сказал — он был большой насмешник — «Бу-л-Касим, запомни: сводничество лучше судейства!» Бу-л-Музаффар Баргаши как раз в тот час ехал из сада Мухаммедабад. Он увидел Бу-л-Касима Рази, сидящего на дорогой лошади с драгоценной золоченой сбруей, с широким наседельным чепраком, целиком в узорах и рисунках. Когда Бу-л-Касим заметил Бу-л-Музаффара Баргаши, то сошел с лошади и низко поклонился. «Да будет благословен сипахсаларский подарок», — промолвил Бу-л-Музаффар, [тот] еще раз поклонился. Бу-л-Музаффар поехал дальше. Отъехав, он сказал стремянному: «Брось наседельный чепрак под ту стену!» /360/ Стремянный бросил, но спросить не посмел.

Прошла неделя. Бу-л-Музаффар пожелал выехать. Стремянный спросил одного из недимов: «А что изволил сказать [господин] насчет наседельного чепрака?» Недим пришел и передал: «Он сказал, что надобно [тебе] сунуть под кафтан дамганский платок, а когда он сойдет с коня, покрыть [им] седло». И так поступали до конца его жизни. Старики недимы в собрании рассказывали этот случай, будто Бу-л-Музаффар сказал: «Ежели Бу-л-Касим Рази сделался обладателем наседельного чепрака, то нам иметь чепрак нелепо». Эти слова получили огласку в Нишабуре. Весть дошла до эмира Махмуда, он помрачнел и попрекнул брата, а двору эмиров Мухаммеда и Мас'уда насчет наседельных чепраков и седельных крышек пришел приказ и строгие наставления. А ныне к каждому, у кого есть пятьдесят диремов и он может купить, тащут наседельные чепраки. Падишахам об этом неизвестно, но на то ведь есть осведомители и соглядатаи, дабы такие мелочи не скрывали. Однако все что пишут на бумаге, лучше [самой] бумаги, хотя и оно этак сойдет[792]. Вернемся снова к [нашей] «Истории».

Эмир Мас'уд после одарения Али Микала отправился в Баг-и Седхезаре, выехал в поле, и Али Микал прошел мимо него в полной готовности, слез с коня и отвесил поклон. Мой наставник скрыто назначил к нему осведомителя, так чтобы непрестанно приезжали нарочные с извещениями; им давали вознаграждение, чтобы делом не пренебрегали, потому что у него был свиток, в который он записывал важные дела. Эмир Мас'уд был на сей счет дока и у него на это было много тонкостей. Ходжа Али и паломники направились в Балх, чтобы пойти в столицу халифата в Багдад.

Султан пробыл неделю в Баг-и Седхезаре и распорядился, чтобы благоустроили старый махмудовский кушк, завульский, дабы над некорыми из эмиров-сыновей совершить обрезание. [Кушк] украсили разного вида тканой с золотом материей, множеством самоцветных камней и золоченными сидениями[793] и положили там много амбры и камфоры, а [также] мускуса и алоэ. Устроили такое великолепие, какого никто не помнил. Первого числа месяца раджаба был прием гостей, всех родичей и свиты. В четверг султан сел верхом и отправился в Кушк-и Сепид с семью царевичами, предводителями, хаджибами и приближенными. Там пробыли неделю, покуда совершили этот обряд. Затем государь выехал и снова вернулся в эмирский серай.

/361/ Пятнадцатого числа сего месяца[794] приехали гонцы из Туркестана от ходжи Бу-л-Касима Хусейри и Бу Тахира Таббани, а они уже сообщили для памяти, что их-де поселили и долгое время держали в Кашгаре. [Государь] приказал приютить гонцов и наградить, чтобы они отдохнули, а сам задался целью поехать в Герат и разбить сераперде в Герате. Первого числа месяца зу-л-хиджжа[795] он охотился на львов в Рабате Ширубуз, убил несколько львов своей рукой и пил вино. В середине месяца он с большим великолепием, [со множеством] принадлежностей и сопровождающих прибыл в Герат. Этот город он очень любил, ибо раньше приятно проводил там время.

[ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО]

Наступило лето четыреста двадцать четвертое. Первый день месяца и, года; был четверг[796]. В дороге пришло письмо от начальника почты в Рее: «Ташферраш здесь показал большую силу и сын Каку и все, кто находится по сторонам, повесили головы. Дебир Тахир должность кедхудая исправляет хорошо, никакой неурядицы нет. Сын Говхарагина, Шахренуш, зазнался и захватил было Казвин, принадлежавший его отцу. [Ташферраш] послал Ярук-Тугмиша, джамедара, и несколько сильных саларов: Говхараина Хазине[дара], Хумарташа-и хейль туркмен, и покончил с делом этого негодяя, а сейчас совершает объезд [по окрестным местам], чтобы поубавить спеси; и в Ираке поднялась суматоха». Вместе с похвалой было отвечено, что у нас-де есть намерение из Буста пойти в Герат. Когда прибудем туда, то назначим верного человека и пришлем с ним подарки Таш[феррашу], дебиру Тахиру и тем, кто ходил на войну с сыном Говхараина, Шахренушем, а также приказы отправиться в Рей, Джибаль и Хамадан. Когда [государь] приехал в Герат, то с помощью Мас'уда, сына Мухаммеда Лейса, человека доблестного, умного, проницательного и незаурядного, служившего эмиру в Герате и умершего в молодые годы, были справлены подарки и посланы. Говорили, /362/ что высочайшее знамя пойдет следом в Нишабур, дабы зиму и весну провести там и Мас'уд с подарками отправился.

Десятого числа месяца мухаррама[797] ходжа Ахмед, сын Хасана, занемог. Недуг был весьма тяжкий, так что навис приговор смерти. Он не мог являться