[Харун] явился к эмиру и попросил разрешения отбыть. Эмир сказал: «Будь благоразумен, имей перед глазами нашу особу, дабы достоинство твое возрастало. Ахмед тебе будет отцом, будь послушен его распоряжениям; обращайся хорошо со слугами отца [твоего], признавай заслуги каждого и не забывай наше высокое право на оказание, нам услуг». Впоследствии он забыл это право. Через несколько лет, когда в Хорасане случилась неурядица из-за туркмен, этого молодого человека попутал дьявол /356/ и он, неопытный, пропал задаром. В своем, месте я расскажу, что из всего этого вышло с того времени, когда ходжу Ахмеда, сына Абдассамада, призвали [ко двору султана] и дали должность везира, сына же его отослали к Харуну вместо отца, как дело попало к двум молодым человекам и оба погибли друг из-за друга, а то владение и области пришли в расстройство. Так случалось с каждым, кто выходил из повиновения престолу эмира Мас'уда. Потом я займусь этой главой, вернусь назад и расскажу об удивительных делах, *ежели будет угодно всевышнему Аллаху*.

Эмирек приехал и обстоятельно рассказал о событиях. Сердце эмира восстановили против него, потому что великий ходжа был с ним плох из-за Бу Абдаллаха Парен, своего слуги, ведь Эмирек в пору несчастья ходжи ездил в Балх ради того, чтобы отстранить Бу Абдаллаха и [получить] должность начальника почты[780]. Ходжа все время искал удобного случая. За время, пока тот ездил в Бухару, он его всячески расписывал и предпринимал ловкие шаги, покуда от Эмирека не отобрали должность начальника почты в Балхе и не передали ее Бу-л-Касиму Хатимеку[781]. Эмирека султан утешил: «Мы пожалуем тебе должность поважней; никакого обмана мы за тобой не обнаружили». [Это] потому, что не может быть человека совестливей и великодушней султана. Дальше я расскажу об обстоятельствах жизни Эмирека.

Поскольку основа дел сложилась так, и погода в Балхе установилась жаркая, эмир выехал из Балха, когда оставалось восемь дней [до конца] месяца джумада-л-ула лета четыреста двадцать третьего[782], по дороге на Дереджез[783], развлекаясь, пируя и охотясь. Одиннадцатого числа месяца джумада-л-ухра[784] он остановился в Кушк-и Махмуди, эмирском дворце в Газне, а в половине сего месяца переехал в Баг-и Махмуди. Лошадей отправили на луга, а султанских мулов пустили на степные пастбища[785] Рабат-и Карнан, как повелось исстари. *А Аллах знает лучше*.

СВЕДЕНИЯ О ДЕЛАХ ПОСЛОВ, КОИ ИЗ СТОЛИЦЫ ГАЗНЫ ОТПРАВИЛИСЬ В СТОЛИЧНЫЙ ГРАД ХАЛИФАТА, И О ТОМ, КАКОВО БЫЛО ИХ ВОЗВРАЩЕНИЕ ОБРАТНО

Так как Сулеймани, посол ал-Каима [биамри]ллах, повелителя верующих, был отпущен из Балха, и /357/ эмир был озабочен насчет Хаджжа и преград на [его] пути и просил предпринять усилия к открытию этого пути, то пришел ответ, что халиф из столицы своей дал повеление семейству Буйе благоустроить путь хаджжа и соорудить водоемы и что [теперь] ни одного препятствия не осталось. От его величества Мас'уда пусть будет назначен именитый салар и отправятся паломники из Хорасана и Мавераннахра. В Хорасан пошли спешные распоряжения приготовиться, а люди жаждали [побывать] в обители божьей, велик он и всемогущ. [Государь] назначил саларом паломников ходжу Али Микала, и тот устроил все с великолепием безграничным и безмерным, ибо обладал снаряжением, разным добром и был щедр. Ученого мужа Хасана Бармеки [государь] назначил послом, потому что он уже раньше исполнял посольства и два-три раза ездил в Багдад. К халифу и везиру халифа наставник мой составил письма, были написаны письма и к Ташферрашу, салару Ирака, к дебиру Тахиру и прочим. В воскресенье, за восемь дней до конца сего месяца[786], ходжа Али Микал надел [на себя] драгоценный Халат и к сему халату были добавлены седло, золотая сбруя, наседельное покрывало и звание «ходжа», а это в ту пору обозначало весьма высокий [сан]. Ныне значение звания ходжи умалилось, и это установление миновало. Я расскажу один случай, который произошел в Нишабуре из-за наседельного чепрака.

РАССКАЗ

Ходжа по имени Абу-л-Музаффар Баргаши[787] был везиром у семейства Самани. Когда он в конце концов убедился, что их державе пришел конец, и стал придумывать, как бы ему убежать, он заплатил хорошее вознаграждение одному из лекарей дома Самани, — пять тысяч динаров, — заручился его помощью и [с ним] условился. Однажды, когда был сильный мороз, он поехал по льду, сделал вид, что упал с лошади, застонал и прикинулся, /358/ будто бы лишился сознания. Его на носилках отнесли домой. Милостыни и пожертвований тогда пошло без меры. Дали знать. Пришел [сам] эмир справиться [о здоровье. Баргаши] знаком отвесил ему поклон. Лекаришка принес с собой губки и пластырь и сказал, что нога, мол, сломалась. Лекаря эмир спрашивал ежедневно, а тот отвечал, что перелом произошел сложный. И каждый день он рассказывал что-нибудь иное, эмир приходил в отчаяние, а дела стояли, покуда [Баргаши] не приставил к эмиру помощником вместо себя одного молодого человека, которому доверял. Этот молодой человек возмечтал быть везиром, эмир возлагал на него надежды. А лекарь с каждым днем отнимал у эмира веру [в выздоровление] Баргаши.

Когда эмир от него отказался, Баргаши стал своевременно и при удобном случае переправлять в Гузганан то, что было полегче, и купил там хорошее имение[788]. Потом он составил реестр [того, что у него имелось] из немого и говорящего, скота и рабов, позвал факихов и почтенных людей и поклялся [в их присутствии], что кроме имения в Гузганане и того, чему он составил реестр, у него ничего из немого и говорящего в собственности не имеется и в залог никому не отдано. Затем он послал к эмиру и попросил, дескать, пусть [государь] даст мне разрешение поехать в то имение, потому что здешний воздух для меня не благоприятен, а там я буду молиться за державу [его]. Эмиру это показалось уважительно, он согласился, дал разрешение, оказал благодеяние и гузгананское имение ему подарил, надписал распоряжение эмиру Гузганана, чтобы тот оказывал [ходже] уважение, и [затем] отпустил. При нем было несколько верблюдов и [несколько] человек, которые о нем заботились. Там [в Гузганане] он поселился, покуда дом Самани не пал. [Тогда] он гузгананские имения продал и здоровый и бодрый, с целой ногой поехал в Нишабур и поселился там.

Я, Бу-л-Фазл, видел сего Бу-л-Музаффара в Нишабуре в четырехсотом году[789]. [Это] был величественный старик, высокий, с румяным лицом и седыми, словно камфора, волосами. Он надевал на себя белую дурра'у со множеством складок из мервекого мульхама[790] и ездил