– В то, что я так поступил, или в их намерения?

– Да во все! Господи, ну и [pizdets]. Неужели они действительно хотели это сделать? Неужели ты действительно убил их за это? Я что, в криминальном сериале?

– Так все и было. Я спас тебя, а ты об этом даже не догадывалась. Полиция не работает на упреждение, в отличие от меня. Они разбираются только постфактум. Я не мог туда обратиться. Вызвал бы слишком много вопросов. Так что я снова разобрался сам. Ты мне хотя бы веришь?

– Верю. Такие психи, как ты, просто не умеют врать, когда дело касается личных достижений. Но как ты один с ними справился? Я же помню, какие здоровые они были.

– Стремление к равновесию – самая мощная сила в природе. Она помогала мне во всем. А еще смекалка, наблюдательность и изобретательность.

– Вот только равновесие – это еще не справедливость, – заметила Нина. – Ты реально все эти годы следил за мной и устранял всех, кто помешает меня похитить? На хрен я тебе сдалась?

– Чтобы оказаться в этом моменте, ушло так много времени… так много утраченного времени!

Парня прорвало. Он будто и не слышал ее вопросов. Из него, как из прогнившей трубы, заструились сточные воды больного подсознания, которые он слишком долго держал в себе.

– И каждый раз, как у меня появлялся реальный шанс забрать тебя, что-то обязательно шло наперекосяк, как назло, кто-нибудь появлялся, совсем не должный появиться там в тот момент, что-то всегда мешало мне, раз за разом, осень за осенью, ты не представляешь, как это раздражало, как это меня бесило, как будто это кто-то подстраивал! Весь мир мешал мне совершить правосудие! Пока я только наблюдал, все шло идеально, но стоило начать действовать, и обстоятельства складывались против меня! Поэтому я решил выучить наизусть всю эту схему, чтобы исключить любую помеху из собственного плана. Для этого мне и пришлось знать все обо всех, кто тебя окружает. Еще этот твой белобрысый коп, которого вообще не должно было появиться (а все из-за того чувака на дороге, который сбил тебя, потому что ты раньше времени ушла с тренировки!), сильно утяжелил мне задачу, конечно, все время норовя быть рядом и за тобой приглядывать, то есть по сути отнимая у меня работу. Ты, кстати, в курсе, что он хотел тебя…

Псих говорил быстро и воодушевленно, как человек, освобождающийся наконец от долгой тяжелой ноши, радующийся возможности поделиться с кем-то своим бременем, вдохнуть полной грудью. Нина слушала его, сцепив зубы, но лицо ее неуловимо менялось. Она как будто медленно осознавала нечто среди своих воспоминаний, сопоставляла и делала выводы, почти не слыша восторгов собеседника. Когда парень упомянул стрельбу в школе, Дженовезе поднялась на ноги, и он машинально сделал то же самое. Теперь их разделяла только решетка и несколько дюймов воздуха.

– Ты знал, что это случится, – перебила она, еще не осознав тяжесть этого открытия. – Знал и мог предотвратить…

– Разумеется, знал. Знаешь, сколько времени и сил уходило, чтобы следить не только за тобой, но и за всеми людьми, с которыми ты контактируешь чаще всего? Ты себе не представляешь, как мало я спал и как много разведал о каждом из них, от распорядка дня до ежедневных маршрутов, а все для того, чтобы обеспечить удачу своему предприятию и избежать малейших недоразумений, которые…

– Ты. Все. Знал, – сквозь зубы процедила Нина, вцепившись в решетку и заставив парня в недоумении нахмуриться.

– Конечно, иначе мне бы так и не удалось…

– Видар погиб из-за тебя. – Нина обрушила кулаки на железную клетку, не обращая внимания на сильную боль, и брюнету пришлось инстинктивно отшатнуться. – Его застрелили и могли бы убить еще много людей, а ты все это знал и не стал никого предупреждать!

– Кроме тебя. Жаль, ты не послушала, хотя ожидать от тебя покорности было глупо с моей стороны. Если бы ты осталась дома, а вся полиция собралась у школы, я бы забрал тебя гораздо раньше, и сейчас все были бы счастливы.

– Счастливы, мать твою?!

Нина в ярости грохнула по решетке, на этот раз сильнее и уже подключая ноги. На руках появились ссадины, выступила кровь. Парень заметил и беспокойно нахмурился.

– Тебе нужно успокоиться. Пожалуйста, не калечь себя еще сильнее.

Она его не слышала. Выводы в ее голове перебивали друг друга.

– Я любила его. И его убили из-за тебя. Из-за того, что ты не стал предотвращать зло, о котором знал заранее. Потому что это… – Нина почти задыхалась, осознавая, как закончит предложение, – потому что это нарушило бы твои планы.

– Я всегда предотвращал зло, когда оно касалось тебя! И я очень боялся, что тебя там убьют!

– Только потому что моя смерть не входила в твои больные расчеты! – Нина перешла на крик, но сдавленное горло не позволяло орать в полную мощность, словно в кошмаре, когда пытаешься быть громким, а получается только писк.

– Не говори так! – Парень закрыл уши ладонями, словно вредный ребенок. – Я не знал, что все зайдет так далеко!

– Ты все знал. Ты все знал. – Она повторяла, как заведенная игрушка, и трясла решетку. – Он мог бы жить. Он умер из-за тебя. Ты убил его.

– Его убил не я, а твой одноклассник с комплексом бога. Я всего лишь не стал вмешиваться в естественный ход событий. Я только не хотел, чтобы ты пострадала, и поэтому позвонил.

Ее взгляд помутился, брови сошлись у переносицы, а кулаки, уже разбитые в мясо, молотили по решетке все сильнее, как будто ставили красные восклицательные знаки. Ржавая сталь жалобно стонала под кровавыми ударами. Это гнев управлял ею, он брал поводья, обретая собственную плоть и не считаясь с людской физиологией.

Незнакомец испугался, как бы девушка в приступе (о которых он хорошо осведомлен) не проломила клетку и не добралась до него. Он бросился к настенной аптечке у входа и достал шприц с успокоительным. Один из многих, заготовленных с учетом особенностей психики пленницы, – как раз для таких случаев.

А он было понадеялся, что сегодня обойдется без уколов. Но из всего, что она от него услышала, ее разозлило только последнее.

Он попытался остановить ее и вразумить, ведь в раны может попасть ржавчина, и тогда заражение крови обеспечено, как и полное уничтожение его плана. Но Нина уже ничего не слышала. У нее начался припадок, и она молотила по решетке руками и ногами в абсолютном молчании, с гримасой животной злобы на лице. Она не видела перед собой ничего, кроме преграды,