которую стремилась снести в ослепляющем импульсе, поэтому парню ничего не стоило просунуть руку внутрь, поймать ее за ногу и вколоть успокоительное прямо в голень, очень сноровисто, пока она не опомнилась, чтобы лягнуть его и продолжить разрушение металла и собственных костей.

Действовало дольше, чем обычно, из-за общего возбуждения организма и адреналина в крови. Когда Нина начала шататься, пришлось поддержать ее через ячейки решетки, чтобы девушка не разбила себе голову, рухнув на пол. Он аккуратно опустил ее и, выждав минуту для верности, убедился, что сознание отключилось. Потом отпер дверь единственным ключом, который хранил на шее, и вошел внутрь.

Никаких фокусов не случилось, девчонка не вскочила и не бросилась на него. Как и положено, она погрузилась в глубокий сон, преобразивший ее только что ощеренное лицо в безобидную маску. Лошадиная доза безотказно действует даже на буйных. Уж ему-то не знать! Им вкалывали такое в психушке. Но, может быть, стоит подмешивать ей в еду и воду слабые дозы успокоительного, чтобы не переборщить с такими сильными препаратами, не навредить здоровью. После этой бойни ей точно потребуется обезболивающее. А если все время колоть что-нибудь сильнодействующее, то и подсесть можно, и печень испортить.

Оказавшись внутри, парень заметил, что решетка самую малость деформировалась в том месте, где ее атаковала Нина. Сеть железных прутьев стала как выпукло-вогнутая линза, если смотреть под определенным углом. Еще один такой приступ, и она может сбежать или напасть на него. Надо позаботиться о внешних замках.

Обработав и перевязав раны, Йен Флинн перенес девушку на матрас и укрыл до ушей, подоткнув одеяло со всех сторон, как делал это в детстве, укладывая спать младшую сестру.

– Тихо, Нона, тихо, девочка моя, – бормотал он тихонько. – Сейчас мы тебя осторожно уложим… прости, но иначе никак. Ты должна оставаться невредимой. Ты должна меня вспомнить.

Затем он перенес пакет с продуктами на ее столик, заново наполнил бутылку воды, убрал раскрытую книгу обратно в стопку, засунув ручку как закладку. Постоял немного, раздумывая, проверил прочность решетки. Выдержит. Точно выдержит. С такими разбитыми кулаками новый штурм она устроит еще не скоро, просто не нужно выводить ее из себя. Тема стрельбы в школе теперь под запретом.

Когда несколько часов спустя Нина очухалась на своем матрасе с перебинтованными руками, парня уже не было. Она села, подперла руками лоб и завыла от свежей волны осознания, что Видар Йорскиллсон мог быть жив, если бы не безумие и холодный, расчетливый эгоизм психа, который ее похитил. И не выпустит, пока она кого-то в нем не узнает.

Под красными повязками занималась тупая боль, а ноги выламывало изнутри от совершенных ударов – кости ныли так же, как мышцы при растяжении. Происходящее больше не выглядело забавным или нелепым, а молодой мужчина с подтекающей крышей уже не казался наивным трогательным придурком, исполняющим чужие поручения. Он исполнял свое собственное, причем с педантичностью маньяка, а это умилять не могло.

Нина стала думать, как ей выбираться отсюда своими силами. Ни на миг она не вспомнила о тех, кто мог бы ей помочь, если бы знал, где она находится. Не зря отец твердил ей, что рассчитывать нужно только на себя.

Episode 4

– ТЫ ЗНАЕШЬ ПРАВИЛА, Клиффорд. Правила простые и для всех одинаковые, включая тебя: полицейский не может вести дело, в котором у него личная заинтересованность, это раз. Полицейский не может вести дело другого штата, это два. Не заставляй меня принимать меры.

– При всем уважении, комиссар, вся эта ваша хренова бюрократия только мешает раскрытию преступлений и тормозит ход расследования.

– Не нам с тобой менять систему. Лоуренс, я понимаю. Ты привязался к девчонке, а теперь с ней что-то стряслось…

– Ее родители рассчитывают на меня. Возможно, она сама прямо сейчас рассчитывает на мою помощь.

– Но что бы там с нею ни случилось, это сейчас не в нашей юрисдикции. Этим будет заниматься полиция Поукипзи.

– Полиция Поукипзи! Громко сказано.

– Чужое вмешательство и действия против протокола тоже замедляют расследование, тебе ли не знать. Не лезь туда, Клиффорд, это приказ. Если это все, за чем ты пришел, в данном вопросе я останусь непреклонен.

Лоуренс опустил обе ноги на пол, подался вперед, оперев локти в широко расставленные колени, а руки сомкнул в замок, и только идеальная осанка не позволила подтянутому телу сгорбиться в такой позе. Он смотрел на начальника исподлобья, но не враждебно.

– Вы могли бы доверить поиск своего ребенка посторонним и спокойно ждать, видя, как они нейтральны и нерасторопны?

Лиотта осекся и замолчал, нависнув над столом на кулаках – всегда он принимал эту позу для спора со своенравным подчиненным. Так он чувствовал себя значительнее Лоуренса, который продавливал психологически, манипулировал настроением и мог добиться чего угодно. Как же с ним было трудно, особенно когда он начинал гнуть свою линию. Ни за что не отступит, если решил что-то доказать. Всегда уверен, что прав, и звания ему не помеха.

– Лоуренс, у девочки есть родители. Заявление уже написано, она объявлена в розыск, все идет своим чередом. Понимаю твою привязанность, но она такой же человек, как все остальные, кому нужна помощь полиции. Мы не можем поставить ее в приоритет в двух штатах из-за чьей-то вовлеченности в дело.

– Я был ее социальным надзирателем два года. Мне небезразлична ее судьба. Я все еще чувствую ответственность за ее жизнь.

Лиотта удивился. Клиффорд, оказывается, полон сюрпризов. Не будь он таким исполнительным сотрудником, его характер, рабочий эгоизм и синдром одиночки давно бы стали проблемой, сулящей увольнение. Сложно представить, как этого безразличного человека что-то может до такой степени тронуть за душу. Обычно его контроль эмоций поражал. Даже сейчас, находясь в очевидном раздражении, детектив говорил спокойно и сдержанно, не повышая голоса. И только тот, кто давно его знал, мог заметить, насколько ему дискомфортно от собственной беспомощности, от неспособности повлиять на ситуацию.

Однажды он станет замечательным отцом, мельком подумал комиссар.

– Послушай, я знаю, тебе тяжело доверить это дело другим людям. Каждого, кроме себя, ты считаешь недостаточно квалифицированным, особенно в этой ситуации. И как условного, э… опекуна… я тебя понимаю. Но как начальник приказываю: позволь полиции штата Нью-Йорк заниматься своей работой.

– Не позволю. Не могу. Каждая минута на счету. А что они сделали к настоящему моменту? Приняли и рассмотрели заявление о пропаже? Почесали яйца и выпили кофе с пончиками?

– Они действуют в рамках протокола. Нам не в чем их упрекнуть, да и права такого