— Ты самый могучий из магов, — воскликнул Мардух свосторгом. — Я бы не решился!

— Ну, это просто, — отмахнулся старик, которогоМардух назвал Синкаджем. Бледно-зеленое лицо постепенно оживало, проступилслабый румянец. — Ковер слушается любого сильного мага, а ты маг могучий.Веди к себе, Мардух. Ты продвинулся в своих занятиях алмагией?

Мардух оглянулся на дворец, подмигнул Синкаджу и сказалгромко:

— Меня требует перед свои грозные очи великий и грозныйкаган, солнце всех миров, включая подземный… Подождешь? Или пойдем вместе.Каган будет рад. А насчет алмагии не смейся. Она скучна, кто спорит, но будущееза нею…

Ворота дворца за ними захлопнулись, стражи снова скрестиликопья. На площади медленно возобновилось движение, но иные из работающихостанавливались, тыкали пальцами в небо.

Из дворца выбежали двое в яркой одежде — слуги самогокагана. Ковер свернули в тугой рулон, унесли к башне из черного камня. Олегпобежал следом, наблюдал, как первый киммер с руганью возился со старойзаржавленной дверью, а второй шатался под тяжестью ковра. Потом втащиливовнутрь, долго не показывались. Невры устали ждать, звали Олега. Наконец обавывалились из двери — мокрые, в смятой одежде, с прилипшими ко лбу волосами:явно затаскивали на самый верх. Один бессильно прислонился к стене, жаднохватая воздух, второй захлопнул дверь, дважды повернул ключ в большом висячемзамке, потряс, затем оба на полусогнутых поплелись к дворцу.

Невры потащились к своему караван-сараю. Внезапно Олегсделал знак неврам помолчать, остановился, вытянул шею. Один богато одетыйстепняк говорил другому:

— Толстяк прилетел неспроста. Будет проситьпокровительства!

— Думаешь, там выгнали?

— Или сам сбежал. С магией не всегда получается то, чтохочешь. Не то бормотнул, не тем пальцем щелкнул… ха-ха!

— Передерутся, думаешь?.. Эх, эти жалкие твари!Колдуют, огни мечут, а все одно без нас не могут. Оружие — главная сила,главная магия! У кого в руке меч, тот и хозяин всему миру: людям, зверям,насекомым и… магам. А меч в руке кагана.

Начали прибывать отряды самых богатых. Даже кони щеголялицветными попонами, стремена в золоте, в уздечках — цветные камешки. Всадникикак картинки: в новенькой одежке, начищенных бляхах — все сверкает, звякает,поскрипывает кожа.

— Начинается, — определил Олег. — Тарх, ты нетрусь. Будут сотни певцов, я их видел. От каждого народа, каждого племени.Каган ни уха ни рыла в наших песнях — пой, как знаешь! Все сойдет.

— Может, ты и споешь? — спросил Таргитай слабо.

Олег отпрянул, перекосился. Таргитай повернулся к Мраку, тотусмехнулся, отрицательно покачал головой.

— А что, если…

Таргитай не договорил. Через пролом с грохотом ворвался наприземистом коне дворцовый страж. Был он поперек себя шире, грузный, как бочкас соленой рыбой. Конь лихо простучал, взыграл горделиво. Киммер щурился,приноравливая глаза к полумраку.

— Эй, — прокричал он низким простуженнымголосом. — Живо во дворец! Только с черного хода — ясно?.. Иначе головуснесут — задницей петь будете.

Конь всхрапнул, понес через котлы, взвились горящие угли.Кузнецы едва успели отскочить, киммер достал одного плетью, захохотал, и они сконем исчезли в дверном проеме, где сияло солнце.

— Идемте, — сказал Олег. — Перед смертью ненадышишься. Не для жизни рождаемся — для смерти.

Возле дворца горели костры, на углях жарилось мясо.Горьковатый дым стлался по всей площади. Звероватые люди насаживали на вертелаободранные туши оленей, стоял чад, пахло паленой шерстью.

Подозрительные взгляды стражей ощупывали невров особеннотщательно. Таргитай ощущал враждебность — низкорослые ненавидят и завидуютрослым, — старался ускорить шаг, но враждебность становилась тяжелее, онслышал, как за его спиной вытаскивали мечи из ножен. Ускорь шаг еще малость —зарубят, скажут, что кинулся бежать…

К черному ходу продирались через пеструю толпу. Там былисмуглые люди в пестрых халатах, пахло от них, как от женщин для утех,низкорослые желтолицые, крупные рыхлые мужики — на головах словно бы осталсянерастаявший снег; множество лиц уродливых и несчастных, покоренных иозлобленных. Гипербореи, борисфениты, другие народы — всех невры виделивпервой, но понимали — не киммеры, такие же подневольные. Из покоренных племенявились кто с дарами, кто будет петь, ублажая кагана.

Мрак двигался через толпу, как бык в стаде коз. Им под статьбыли разве что гипербореи — люди другого, дальнего Леса, остальные злоубирались с дороги. Не только киммеры, подумал Таргитай печально, все не любяттех, кто выше ростом и сильнее… Как будто мы сами выбрали себе рост и стать!

Из черного хода вышвыривали кости, объедки. Стаи одичалыхсобак бросались на добычу с хриплым лаем, грызлись, катались, сцепившись,шерсть летела клочьями. На ступеньках у двери стояли двое киммеров огромногороста, на солнце блестели обритые наголо головы. Посреди дверного проема стоялнизкорослый толстяк в халате, полы которого мели грязные плиты. Он выкрикивалтонким бабьим голоском, на пальцах блестели широкие кольца, драгоценные камешкистреляли солнечными зайчиками.

Завидев надвигающихся невров, их волчьи шкуры и крутыеплечи, он с визгом попятился:

— Кто такие?.. Какой народ?

Стражи с готовностью направили копья в грудь выступившемувперед Олегу. Волхв ответил густым низким голосом, каким всегда говорил Мрак:

— Певцы от народа дрягодуров.

Толстяк смотрел на них, задрав голову. Наконец совладал ссобой, пробормотал:

— Неужто на свете и такие люди живут?.. Проходите вмалый зал.

Их ощупали, пытаясь найти спрятанные мечи, у Олега отобралимешочек с травами и оберегами. Таргитай надеялся, что отберут и свирель, но неотобрали…

Невров толкнули тупыми концами копий, и, переступив порог,они оказались в огромной комнате, полной гаму, разговоров, разных запахов —народу битком, иные сидят у стен, другие пытаются прохаживаться. У всех дудки,бубны, рожки, трубы, доски с натянутыми струнами. Разные лица: черные, будтовымазанные сажей; желтые, словно наелись зеленых груш; разная одежда и разныйзапах.

Стены расписаны цветами и диковинными зверями — грифонами,под самым потолком в ряд оконца. Через них доносятся шум, песни, заздравныекличи. Расторопные придвинули к стене столы, заглядывали оттуда в главный зал,где шел пир. На их лицах плясали багровые отсветы — то ли факелов, то ликостров, разожженных в пиршественном зале.

Мрак вспрыгнул на стол, без усилий оттер двух, едва неразмазав по стене. Через окошко тянулся дым, запахи жареной дичи.