Когда в зале осталось меньше трети, толстяк внезапно ткнулпальцем в Таргитая.

— Уже? — прошептал Таргитай. — Я не совсемготов…

Вокруг него мгновенно стало пусто. Певцы отодвигались, будтоот высокого дерева, стоять рядом с которым опасно во время грозы, а гроза, судяпо пьяным крикам и звону железа, нешуточная!

Мрак спрыгнул со стола, крикнул Олегу:

— Бери, а то сомлеет. Споем и спляшем вместе.

В диковатых глазах блеснули красные искры. Толстяк с испугомсмерил взглядом их могучие фигуры, отступил. Мрак шагнул через порог, с силойсжал Таргитаю плечо. С другой стороны, как в капкане, локоть Тарха зажал Олег.

Зал был огромен, во главе самого длинного стола сиделнизкий, но широкий в плечах киммер с бритой головой — Таргитай не сразу узналкагана. Голова повелителя была как пивной котел, между глаз поместился бы кулакМрака. Халат на груди разъехался, обнажая иссиня-черную шерсть, густую, как у лесногозверя. Волосы у кагана росли от самого горла, голова отливала синевой, но щекии подбородок были стыдно голыми, как у женщины.

Слева от кагана стояло пустое кресло чуть поменьше и ниже,на нем лежал старый халат и остроконечный колпак с хвостатыми звездами. Справаот кагана сидел, выпрямившись и не шевеля шеей, будто проглотил кол, могучегосложения витязь в бронзе и толстой коже. На бритой голове вздулись капли потаразмером с горошины, на красном распаренном лице блестели мокрые дорожки.

Остальные киммеры, даже одетые как петухи, сидели на простыхдеревянных скамьях. Столы перед ними прогибались и трещали. Амфоры с вином,жареная птица, дичь, жирные куски мяса теснились, падали со стола. Киммеры пилииз деревянных и глиняных кружек, жадно ели мясо диких кабанов, оленей, зайцев,медвежатину, ели гусей, дроф, утятину, перепелов… Ни листка зелени! Киммерыорали песни, счастливо обнимались, расплескивали вино — явно награбленное.Дальние концы столов тонули в дыме и чаде, пролом в стене с огромным Котломпроступали смутно, иной раз вовсе исчезали за клубами пара, в сизом дыме.

Таргитай поскользнулся на объедках, за столом засмеялись те,кто еще мог что-то замечать кроме чаши вина. Ноги Таргитая скользили по ковру,густо покрытому навозом, грязью. Под столом лежали осоловелые псы — даже нескалили зубы на чужака.

Под ноги швырнули обглоданную кость. Таргитай тут жеспоткнулся, за столом взвыли в восторге, и в невров полетели кости, объедки,швырнули даже пустую амфору.

Мрак, крепко держа Таргитая за плечо, втащил на помост.Сзади повизгивал Олег, пугливо уворачивался от костей, закрывался локтями.Каган глухо хохотал, жирный живот колыхался, звучно шлепался на колени, счмоканьем отрывался. В животе булькало, квакало, будто каган выпил озеро с егожителями. Раскатисто ржал, вторя кагану, мокрый от пота полководец. Егоизрезанное жуткими шрамами лицо стало еще страшнее, крупные как у коня зубыблестели.

Таргитай вытащил свирель, шепнул умоляюще:

— Пляшите… Впереди меня. Я умру, если не буду васвидеть!

Мрак взял волхва за плечо, вывел вперед. В глазах оборотняплясало странное веселье, он даже дышал вольнее, словно наконец-то покинулострашное напряжение, будто наконец-то свободен, свободен, от всего свободен!

Киммеры ели, пили, ссорились — даже каган уже забыл опевцах, разговаривал с полководцем. Таргитай заиграл тихо, нерешительно. Мракначал притопывать, шепнул:

— Веселее! Без голов уйдем.

Таргитай повел бровью, но мелодию не оборвал. Олегпритоптывал, поводил руками, колыхался, как лозинка на ветру. Мрак чутьотступил, шепнул громче:

— Играй воинственное! Это зверье, другого не поймут.

Таргитай заиграл громче, мелодия должна войти в человека,остаться и ожить, потом отнял свирель и запел — громко, сильно, напористо.Разговоры начали стихать. Таргитай увидел повернутые к нему лица. Он шагнул ксамому краю площадки, оставив друзей.

Киммеры все медленнее двигали челюстями, кружки опускалисьна столы. Таргитай повысил голос, даже на дальнем конце столов пересталижевать.

— Тарх, — сказал Мрак предостерегающе, — намза такие песни…

Таргитай запел еще громче, жилы вздулись на горле ипобагровели. Каган сидел неподвижно, глазами не отпускал чужеземного певца.Полководец хмурился, сжимал кулаки. Один из знатных встал, остановился упустого кресла Мардуха, но сесть не решился, остался с вытянутой шеей ивопросом в глазах.

Пирующие сидели неподвижно. Таргитай держал их в кулаке,связывал песней.

Перед Таргитаем тихо журчала родная Река, шелестел родимыйЛес. За ним прямо с опушки шла стена спелой пшеницы. Бродили тучные стада,белоголовый мальчишка гнал ленивых раскормленных гусей. Девушка с длиннымизолотыми косами несла на расписном коромысле деревянные ведерки, через краясрывались крупные капли. Между грядок мелкими шажками шла с пучком морковистарушка, сморщенное, как печеное яблоко, лицо светилось добротой — в этомплемени стариков не убивали: еды хватало. В голубом небе ласково светилосолнышко… Жизнь шла мирная — в ней заключалась высшая мудрость и красота, чтоедина для киммеров, невров, бодричей или гипербореев…

Каган метнул быстрый взгляд на пиршественные столы. Всеслушали завороженно, в темных, как ночь, глазах медленно разгорались огоньки.Жесткие морщины разгладились, ухмылки исчезли. За столом только что пировали,орали и потрясали оружием самые свирепые воины, отборнейшие из отборных —теперь там оказались пастухи, охотники, корчевщики, даже пахари и огородники.Худшее в том, что потрясенно понимали: нет позора быть мирным скотоводом илиземледельцем, а есть бесчестье убивать и грабить, нести боль и страдание…

Полководец наклонился к кагану. Каган выслушал, отрицательнокачнул головой. Полководец заговорил зло, бросая на невра лютые взгляды. Каганнехорошо ухмыльнулся, кивнул на притихший зал. Полководец стиснул челюсти,желваки застыли, как рифленая рукоять его тяжелого меча, метнул на невровобрекающий взгляд и быстро покинул зал. Каган не отрывал от Таргитаяпристального взгляда, в широко расставленных глазах, темных, как ночные болота,таились страх и приговор.

Таргитай поднял голос до крика. Не песня уже — вопль тогоскрытого, но главного, что живет в человеке. Человек или то, что называемчеловеком, всю жизнь подавляет это главное, ибо хотя с огненной каплей кровиРода жить достойнее, но без нее легче, проще. Все существа стараются жить прощеи легче: звери, птицы, рыбы, насекомые… Человек тоже, но тогда уподобляетсяэтим неразумным тварям, а так нельзя! Он, человек, выше всех творений Рода! Родсоздал человека себе на смену!

По их изменившимся лицам понял, что свою нестерпимую больсумел перебросить в их сердца, души — сейчас воспламенившиеся частички Родажгли души. Киммеры начали вскакивать, другие застыли в агонии, но все смотрелив глаза Таргитаю.