Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пять дней его не могут найти.
Наступает суббота, 25 февраля. В этот день к зданию школы подкатывает машина франкфуртской уголовной полиции, и два сотрудника помогают выйти из нее маленькому принцу. Он смертельно бледный, грязный, одичавший и двигается словно пьяный.
Спустя пять минут меня вызывают к шефу. В кабинете доктора Флориана сидит Рашид. На лбу у него красная царапина. Увидев меня, он начинает плакать. Рашид сидит абсолютно прямо, и слезы бегут у него по щекам, он всхлипывает, его душат рыдания. У меня сжимается сердце. Шеф делает мне знак: дай ему выплакаться.
Когда Рашид немного успокаивается, шеф начинает говорить:
— Оливер, я позвал тебя по просьбе Рашида. Он тебе очень доверяет… Ты помог ему тогда с его молитвенным ковриком, когда он только приехал сюда, ну, и вообще. Я думаю, сейчас Рашиду нужен человек, которому он мог бы доверять.
Я сажусь рядом с мальчиком и обнимаю его за плечи.
— Ну, рассказывай, что случилось! Мы все за тебя так волновались! Куда ты собрался?
— В Тегеран, конечно, — говорит принц, — к своей маме.
— Без ничего? Я имею в виду: без копейки денег?
— Я накопил из карманных денег свыше пятидесяти марок. Ведь господин Хертерих выдает нам каждую пятницу по две марки. И еще я взял с собой молитвенный коврик.
— Но Рашид, милый ты мой, с молитвенным ковриком и пятьюдесятью марками до Тегерана не добраться!
— Я, конечно, знал, что денег мне не хватит, — продолжает Рашид, — но мой дядя, который живет в Каире, очень богат, и я думал, что если доберусь до Каира, то все будет в порядке.
— И до Каира бы ты никогда не добрался!
— Но я уже был в Каире.
— Ты все-таки добрался до Каира! Но как?
— Через Мюнхен, Цюрих и Рим.
— Ничего не понимаю.
Теперь уже маленький принц даже чуть-чуть улыбается:
— Помнишь, на Рождество ты подарил мне книгу о мальчике, который зайцем облетел весь мир, а?
И вправду подарил…
— Рашид!
— Я сделал все, как он. До Франкфурта мне денег хватило. Там я купил хлеба, пару консервных банок и ночью забрался в грузовой отсек самолета, и спрятался там. Это была машина Мюнхен — Цюрих — Рим — Каир.
— И никто тебя не обнаружил?
— Во Франкфурте никто. Все прошло как по маслу. Мне и пришлось-то всего перелезть через два забора из колючей проволоки. Грузовые люки были открыты для проветривания, понимаешь? Машина стояла в ангаре. Там я переночевал в первый раз. Между тысячами бутылок с виски.
— А дальше?
— На следующее утро мы отправились в полет. Догрузили еще пару ящиков. Я старался не дышать, чтобы меня не заметили рабочие. Было ужасно холодно. У меня начался насморк, и я боялся, что начну чихать. — Рашид чихает. — Тогда все было бы кончено. Но я не чихнул. Ни одного разу…
Как только Рашид начал свой рассказ, шеф включал магнитофон. Микрофон, стоящий на столе, закрыт цветочной вазой. Мне виден магнитофон с его вращающимися катушками, а Рашиду — нет.
— Через Мюнхен и Цюрих мы прилетели в Рим. Ночь, когда мы летели в Каир, была самой кошмарной в моей жизни. Страшная непогода! Машину швыряло из стороны в сторону. Я держался за веревку, все время читал суры и думал о своей маме.
— Рашид, но ведь это было чистым безумием! О чем ты думал?
— Я же говорю, что мой дядя, тот что в Каире, богат. Я думал, он даст мне денег, чтобы я мог нормально лететь дальше. И что я не опоздаю ни на час.
— Не опоздаешь?
— Да. К освобождению своей страны. Держась за веревку, я думал о том, как счастлива будет моя мама, когда снова увидит меня! Тебе это непонятно?
— Почему же?
— Ты же сказал, что это безумие. Ты так считаешь?
— Нет. Извини. И что же в Каире?
— На аэродроме все прошло отлично. Я запросто выбрался из самолета. Опять перелез через забор из колючей проволоки. И потом сразу же отправился к дяде на квартиру.
— И что?
— Он был в отъезде. Он, знаешь ли, втянут во все эти политические дела. И тут я попал в ловушку. Эта противная Махда! Если я ее еще раз встречу…
Беззвучно вращаются катушки магнитофона. Шеф курит трубку. Над нами малыши в своем классе поют: «Кто тебя создал, прекрасный лес на горе…»
— Махда?
— Его экономка. Она сказала, чтобы я проходил в квартиру.
— Ты же сказал, что дяди не было дома.
— Но я-то этого не знал! Там сидели два египетских полицейских. Немецкая полиция сообщила по телеграфу, что я, по-видимому, обращусь к дяде. Ну, и они меня забрали.
Обеими руками (с маленькими грязными ноготками) он закрывает лицо, чтобы мы не видели, что он плачет.
Но мы все равно видим, потому что слезы бегут из-под ладоней.
Шеф говорит мне:
— Самолет «Люфтганзы» доставил Рашида назад. Во Франкфурте его поджидали немецкие полицейские.
Шеф вынимает трубку изо рта.
— Рашид высказал просьбу. Я полагаю, что ее надо выполнить. Он просит разрешить ему некоторое время поспать в твоей комнате. С тобой, Ноем и Вольфгангом. Мы могли бы поставить у вас четвертую кровать. Я не против. Вольфганг и Ной — наверняка тоже.
— Знаешь, мне снятся страшные сны, и я кричу во сне, — говорит Рашид, поднимая свое заплаканное лицо. — Но я хотел бы спать в твоей комнате, только при условии, что наверняка не буду тебе в тягость.
— Разумеется, не будешь!
— Тогда я, значит, действительно могу?.. — Он вскакивает, виснет у меня на шее, обнимает, прижимает меня к себе. — Это ненадолго… Только на пару дней, пока не прекратятся кошмары.
— Ладно, ладно, — говорю я. — Хорошо. — Разумеется, малыш.
— Спасибо тебе, Оливер, — говорит шеф и выключает магнитофон, — а сейчас марш в ванную, Рашид! А ты, Оливер, возвращайся в класс.
Что я и делаю. И лишь в коридоре вспоминаю о своем «брате» Ханзи.
Вот мы и перешли в третью плоскость.
— Ты не обиделся, Ханзи?
— Ну что ты! С чего, собственно, я должен был обидеться?
— Ты ведь понимаешь, что мне пришлось выполнить просьбу Рашида?
— Я бы перестал считать тебя человеком, если бы ты не сделал этого.
— Хотя ты, мой брат, и не можешь спать в моей комнате?
— Именно потому, что я твой брат! Я всегда знал, что ты отличный парень!
Этот разговор состоялся на катке, после обеда. Я решил срочно переговорить с Ханзи, потому что просто не имею права его разозлить. Он слишком много знает. Никак нельзя сделать из него врага.