короля Генриха VI, чтобы короновать его как короля Франции, они выбрали Нотр-Дам – идеальную декорацию для этой великолепной церемонии.

К тому времени мода на готику распространилась практически по всей Европе. Во Франции ее апогеем стал собор в Бове, где сводчатый потолок нефа поднимался над землей почти на 50 м. Он был чуть выше конкурирующего собора, построенного примерно в это же время в Амьене. Детище мастера-каменщика по имени Робер де Люзарш, Амьенский собор имел больше внутреннего пространства, чем любое другое здание, построенное в Средние века[808]. Превосходство Бове не осталось незамеченным и было оценено по достоинству – соревнование между епископами, заказывавшими все более крупные проекты, стало чем-то вроде церковной гонки вооружений. Увы, в Бове стремление к новым высотам в итоге кончилось плохо: в 1284 г., вероятно из-за ошибок в расчетах, рухнули потолочные своды и провалилась крыша – ее восстановление заняло много лет и потребовало огромных расходов[809]. Все же колоссальный собор в Бове не уникален. Не менее прекрасные готические соборы появились в Шартре, где хранилась плащаница Девы Марии, в Бурже, где к огромному собору, щедро украшенному готическими скульптурами, в XV в. добавили необыкновенные астрономические часы, и даже в далеком южном Альби, где после подавления катаров выстроили причудливый, отчасти напоминающий крепость собор, воинственный фасад которого напоминал, что церковь не только возвышенная, но и весьма могущественная организация, не терпящая инакомыслия.

Огромные соборы, рядом с которыми большинство других средневековых зданий выглядели как корова рядом со слоном, имели настолько масштабную и сложную планировку, что работы над некоторыми из них продолжались вплоть до XVI в. Поколения мастеров, рабочих и благотворителей многие годы сообща вкладывали усилия и средства в эти бесконечные проекты, нередко существенно видоизменявшиеся в ходе работы.

Однако готику никак нельзя назвать исключительно французским феноменом. В Германии выдающиеся готические соборы появились в Кёльне и Страсбурге. В XIV в. чешский король Иоанн Люксембургский и его сын, император Священной Римской империи Карл IV развернули активное строительство в Праге, дав городу университет мирового класса и столь же величественный собор, на строительство которых пошли налоги с богатых серебряных рудников Чехии. В соборе хранились драгоценные мощи святого Вацлава[810] – жившего в X в. князя, который способствовал распространению христианства в Чехии, но был убит своим братом Болеславом[811]. Все эти соборы имели отчетливо французский облик: современные историки архитектуры называют такой стиль лучистой готикой. В других местах, например в Магдебурге, Регенсбурге и Ульме, архитекторы не стремились слепо копировать французский стиль, предпочитая создавать собственный неповторимый подвид немецкой готики, для которой характерны церкви и соборы с одним шпилем (а не с двумя и более) и широкими крышами, целиком покрывающими неф и боковые приделы. Но, пожалуй, самый поразительный вид готическая эстетика приняла в таких местах, как аббатство Пельплин в Польше, где с 1289 г. началось строительство большого собора из обожженного красного кирпича – вынужденная необходимость, учитывая, насколько редки в окрестностях Балтийского моря скальные породы, подходящие для масштабного строительства, и вместе с тем притягивающее взгляд переосмысление французских образцов.

В Южной Европе наблюдалась намного более неоднородная картина. Итальянцы в целом прохладно относились к готической мании – единственным заметным исключением стал поразительный, ни на что не похожий широкофасадный левиафан Миланского собора, строительство которого началось при герцогах Висконти в начале XIV в. и завершилось только в 1960-х гг., почти шестьсот лет спустя. В Испании христианский идеал, лежащий в основе готической формы, стал лишь одной из многих составляющих насыщенной смеси архитектурных стилей, в которую заметный вклад внесли мусульмане и иудеи полуострова. Некоторые здания, например кафедральный собор в Барселоне или Пальмский собор на Майорке, выглядят так, будто ангелы принесли их откуда-то из Северной Европы и поставили на землю в Иберии. Другие несут на себе явный отпечаток местных традиций: Толедский собор, начатый в 1220-х гг., стал своеобразной попыткой облачить в готические одежды главную мечеть города. Аналогичную трансформацию претерпел Севильский собор, переделанный из мечети в начале XV в. Эти странные и чудесные строения (а также подобные им в Валенсии и Лериде) – уникальное наследие многоплановой истории Испании, наглядно демонстрирующие удивительную способность готической планировки и отделки приближать земное к божественному.

Трудами, посвященными строительству любого из этих необыкновенных средневековых шедевров, можно заполнить не одну книжную полку. Чтобы лучше понять, каких усилий оно требовало, какие могущественные интересы были в него вовлечены и почему затраты и тяготы того стоили, мы вернемся в Англию и посмотрим, как строился Линкольнский собор – триумф готического зодчества, давший миру здание, более двухсот лет остававшееся самым высоким в мире.

Линкольнский собор

Линкольнский собор с самого начала был многим обязан Вильгельму Завоевателю. После вторжения в Англию в 1066 г. первый норманнский король приступил к крупномасштабной реорганизации своих владений. Он построил множество замков, в том числе Белый Тауэр (Белую башню) на северном берегу Темзы (ныне центральная башня лондонского Тауэра), и существенно изменил церковное устройство в Англии. Епископы играли важную роль в новой норманнской системе правления, навязанной Вильгельмом сверху, и король хотел удостовериться, что они находятся в нужных ему местах. По этой причине он приказал некоторым епископам перенести свои штаб-квартиры (или кафедры) из сельской местности в большие и малые города. Следы этой реформы до сих пор ощущаются по всей Англии: именно поэтому собор есть в Солсбери, а не в Олд-Саруме, в Норидже, а не в Тетфорде, и в Чичестере, а не в Селси. По той же причине есть один епископ Бата и Уэллса, а не по одному для каждого города. Как правило, Вильгельм передвигал кафедры английских епископов не слишком далеко от их изначального местоположения. Однако в одном случае он сделал исключение. В 1072 г. папа Александр III разрешил Вильгельму переселить епископа из Дорчестера-на-Темзе в Оксфордшире на 150 миль к северо-востоку, на самую окраину его обширной епархии, в Линкольн.

Это был радикальный, но крайне важный шаг: если Дорчестер был просто приятным городком на берегу Темзы на краю Чилтерн-Хиллз, то Линкольн имел гораздо большее стратегическое и политическое значение. Основанный римлянами под именем Линдум-Колониа и двести лет остававшийся в руках викингов, он занимал удобное стратегическое положение на пути из Лондона в Йорк, и, кроме того, через него проходили еще несколько речных путей и магистральных дорог римской эпохи. Он стоял недалеко от восточного побережья и мог похвастаться крайне удобным с оборонительной точки зрения крутым холмом (который сегодня с типичной для Восточного Мидлендса непритязательностью называют Стип-Хилл – Крутой холм). Кроме того, он находился в тех глухих местах, которым была крайне необходима твердая рука: норманнская власть в области столкнулась с мощным сопротивлением, во главе которого стоял знатный саксонец, фигурирующий в позднейших рассказах как разбойник Херевард Бдительный[812].

На Крутом холме Вильгельм построил замок. Вскоре после этого епископ