Джеймс справился с этой задачей и сделал даже больше. Летом 1283 г., примерно в то время, когда Давида-ап-Гриффида предали суду и жестоко казнили в Шрусбери, рабочие приступили к постройке новой крепости. Они заложили фундамент многоугольных башен и стен, которые позднее украсили горизонтальными полосами из цветного камня. Одну из башен должны были венчать три башенки с резными орлами; вся южная сторона замка выходила к устью реки Сейонт, впадающей в море близ Карнарвона[785].

Это было странное и чудесное сооружение, словно ожившая сказка, в которой, однако, угадывались и явные отсылки к реальности. Опоясанные каменными лентами стены напоминали крепостные стены Константинополя времен императора Феодосия. Разумеется, Карнарвон мог считаться разве что уменьшенной копией Константинополя – обнесенный стеной городок с гарнизоном вмещал не более нескольких сотен жителей, в то время как по улицам византийской столицы на пике ее могущества передвигались сотни тысяч человек. Все же сходство бросалось в глаза и было вполне преднамеренным. Эдуард не упускал случая лишний раз подчеркнуть свой замысел. В 1283 г., когда на месте будущего замка начались земляные работы, рабочие обнаружили останки, предположительно Магна Максима (Максена Вледига). Их вынули и с почестями перезахоронили в местной церкви. А в 1284 г., когда замок еще представлял собой не более чем строительную площадку в окружении временных деревянных хижин для ремесленников и рабочих, Эдуард отправил в Карнарвон свою супругу Элеонору Кастильскую, находившуюся на последнем сроке беременности, и 25 апреля она произвела там на свет последнего из их многочисленных отпрысков, будущего Эдуарда II. Этот Эдуард стал первым английским принцем Уэльским, и обстоятельства его рождения в полуимперской крепости Карнарвон дополнительно подкрепляли его претензии на титул[786]. Так пропаганда, политика и военная стратегия сошлись воедино в Северо-Восточном Уэльсе под бдительным взором мастера Джеймса из Сент-Джорджа.

Замковое строительство изобрели задолго до эпохи высокого Средневековья. Прямым предшественником замка можно считать городище железного века – укрепленное поселение на возвышенности, защищенное земляными валами и деревянным подобием крепостных стен. Большой шаг вперед в развитии военной архитектуры представляли римские форты (castra), часто с каменным основанием, бревенчатыми частоколами и надворными постройками. Эта традиция сохранилась и развивалась в мусульманских землях в эпоху Омейядов: на Ближнем Востоке во множестве появились пустынные замки-кусуры, сочетавшие военно-оборонительные функции с роскошными дворцовыми элементами – вспомогательными постройками, купальнями и мечетями. На Западе, наоборот, укрепленные сооружения до конца первого тысячелетия оставались относительно примитивными. Огромные средства и миллионы человеко-часов тратились на строительство соборов, но военное зодчество сильно отставало.

Однако на рубеже второго тысячелетия в Западной Европе начался бурный расцвет замкового строительства. Причины этого переворота оставались загадкой для многих поколений историков. Ответ, вероятно, кроется в беспорядках, охвативших Европу после распада империи Каролингов, во внешней угрозе для христианских королевств со стороны викингов, венгров и иберийских мусульман, а также в возвышении франкских тяжеловооруженных рыцарей, которые нуждались в опорных базах. Большой вклад в совершенствование западного замкового строительства внесли норманны, причем не только в Нормандии, но и в Англии, на Сицилии и в государствах крестоносцев. Норманны первыми начали строить замки так называемого курганно-палисадного типа (мотт и бейли), где большой холм (мотт) венчала крепость или укрепленная башня, поначалу обычно деревянная, а вспомогательные постройки на площадке, окружающей мотт (она называлась бейли), были обнесены забором или рвом. С конца X в. до конца XI в. это был наиболее продвинутый тип замкового облика.

Однако к началу XII в. инженеры отказались от деревянной модели мотт и бейли и вместо них начали строить более масштабные и сложные замки из камня. Этот материал стоил дороже и требовал гораздо больших трудозатрат, но позволял строить несравненно более прочные укрепления и проецировать военную и политическую мощь на много миль во всех направлениях. Сначала каменные замки строили по тому же принципу, что курганно-палисадные укрепления, но позднее, в XII в., появились так называемые концентрические замки: раскинувшиеся в разные стороны каменные строения сложной планировки с внутренними и внешними дворами, двумя или более рядами стен, с множеством оборонительных башен, с воротами, помещениями для стражи и подъемными мостами, одинарными или двойными рвами и нередко с роскошными жилыми помещениями в самой безопасной части крепости.

Разработка подобных планов, не говоря уже о самом строительстве этих значительно улучшенных замков, стала возможной только благодаря огромному экономическому и математическому прогрессу XII–XIII вв. Свою роль в строительном буме сыграла готовность позднесредневековых покровителей – королевских семей, а также светской и духовной знати – осыпать строителей деньгами и ставить перед ними все более честолюбивые цели. Этому занятию монархи предавались с самозабвением современных нефтяных миллиардеров, вкладывающих средства в роскошные отели на побережье Персидского залива. За это время было построено несколько действительно потрясающих замков. В 1190-х гг. двоюродный дед Эдуарда I, Ричард Львиное Сердце, потратил 12 000 фунтов стерлингов (что составляло примерно 50 % его годового дохода от королевства Англия) на единственный каменный замок в Нормандии – Шато-Гайяр, возвышавшийся над Сеной в Лез-Андели, в опасной франко-нормандской пограничной зоне вексин[787]. Шато-Гайяр задумывался как неприступная крепость, но бестолковый брат и преемник Ричарда Иоанн Безземельный умудрился потерять его в войне с французами в 1204 г., всего через шесть лет после окончания строительства. В испанских королевствах в эпоху Реконкисты выросли роскошные крепости Монсон и Калатрава, способные соперничать с огромными исламскими замками Аль-Андалус, такими как Алькасаба в Малаге и дворец Альгамбра в Гранаде. На Балтике незадолго до того, как мастер Джеймс начал работу над замком Карнарвон, тевтонские рыцари основали на берегу реки Ногат, примерно в 50 км от балтийского порта Данцига (ныне Гданьск), замок Мариенбург (ныне в польском городе Мальборк), позволявший контролировать земли, недавно захваченные у языческих племен Пруссии. К концу Средних веков замок Мариенбург стал областным командным центром Тевтонского ордена. Его площадь составляла почти 50 акров, и в нем в любое время могли разместиться несколько тысяч рыцарей. От Святой земли до берегов Атлантического океана строительство замков стало наглядным способом демонстрации власти. Прогресс замкового строительства побуждал военных техников и осадных инженеров создавать все более крупные и огнеупорные штурмовые башни, изобретать требушеты, способные бросать камни размером с современный легковой автомобиль, и совершенствовать искусство подкопа для обрушения башен и стен[788]. С учетом сказанного такие строители замков, как мастер Джеймс из Сент-Джорджа, были на вес золота.

Замок в Карнарвоне возник не в одночасье. Мастер Джеймс был невероятно талантливым руководителем, и вдобавок ему повезло иметь в своем распоряжении все ресурсы английской короны. Однако даже он был не в состоянии совершить чудо, а за тридцать лет, проведенные им на службе у Эдуарда, у него всегда одновременно строилось, как правило, не менее полудюжины замков. Чтобы довести такой проект, как замок Карнарвон, от стадии задумки до