Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Ну же, давай, малышка, не дури…
В первые секунды забытьё не желало отпускать. А потом голову сковало невыносимой ломотой!..
— …Давай-давай, возвращайся!
Раздражающие хлопки по щекам проясняли сознание. Из-под тяжёлых век я увидела Мичлава. Он жив. Я жива.
С облегчением вздохнув, снова закрыла глаза. Секунда тишины. Но голова болела нещадно! Я даже не смогла сдержать стона, когда попыталась приподняться. Наставник помог мне сесть и огромными пальцами ощупал мой затылок.
— Да тише ты, рехнулась так выть?!
— Ну вы аккуратней!.. Больно же…
Даже глаза застлало ослепительной золотистой пеленой! А когда наконец способность видеть вернулась, я обнаружила нас в полутьме небольшого грота. Эта часть острова была изрыта такими образованиями, и одно из них наконец послужило нам укрытием. Белое пятно входа сияло за плечом склонившегося надо мной Мичлава, оттуда доносилось разноголосое пение птиц. Охотник заглянул мне в лицо и с усмешкой произнёс:
— Я на два шага от тебя отошёл, чёрт подери.
— Что произошло?..
— Ты отвлекла на себя штук десять зверей, спасибо тебе большое, — с иронией хмыкнул Мичлав, помогая снять жилет и устроиться на нём, — они ведь собирались напасть со спины, и я их не слышал. А когда услышал, тебя они повалили, и ты треснулась головой о камень. Но вроде особо её не поранила. Как ощущения?
— Болит очень…
— Блевать не тянет?
— Не знаю…
— Лучше ляг обратно. У нас впереди целый день, как и планировали — проведём его тут. Но место не особо безопасное. Неизвестно сколько их тут ещё бродит. Следов до черта, они разбегались в разные стороны. Может, чуть позже схожу на разведку, чтобы пометить хоть кого-нибудь.
— Не надо! — вдруг против воли вырвалось у меня.
Охотник перестал копаться в поясной аптечке и с удивлением посмотрел на мою руку, вцепившуюся в его мощный локоть. Смутившись, я спрятала и руку, и взгляд.
— Что, боишься, опять какая-нибудь хрень случится? — пророкотал он, возвращаясь к прежнему занятию. — Надо нам перестать так говорить. Была шутка, а теперь превратилась в реальное дерьмо.
— Вы первый начали…
— Ну поганый язык у меня — сама знаешь. Ты совсем не в себе, не замечаешь даже, что у тебя с ногой.
А нога, та самая, которую хватали, была располосована от щиколотки до середины голени. И за головной болью я даже не чувствовала ничего иного. Тошнота всё-таки подступила к горлу, ведь штанина была разодрала, кровью залило и ткань, и ботинок. Сейчас она припеклась, но рваный край раны по-прежнему блестел и расходился немного в стороны — настолько глубоким было ранение.
Зажмурившись, я просто легла на свой жилет, уже не будучи в состоянии что-либо осознавать. Изображение перед глазами качалось, усталость предыдущей ночи подкосила окончательно. Охотник же, не слыша возражений, разул пострадавшую конечность, положил её себе на колено и начал обрабатывать прореху.
— М-да, мелковата ты ещё для таких заходов, — произнёс он, но это я услышала уже сквозь наваливающийся сон.
…Когда проснулась, в грот уже заползала жара. Недалёкий выход, находящийся под неусыпным контролем Мичлава, светился ярко, желанно, но очень враждебно. Охотник не говорил, но я и сама понимала — в лагерь мы возвращаться не будем даже после произошедшего.
Поэтому, расположившись удобно для раны, я начала засыпать вновь.
— Эй! Ну-ка иди сюда.
Почему же мне нельзя умереть спокойно?.. Едва могу шевелиться, и устала так, что даже не пугает возможность нападения! Почему он сам не спит, ведь зверь сюда не полезет!
Отложив полуавтомат, Мичлав вновь взял мою ногу и подставил под свет как книжку или циферблат часов ночью.
— М-да… Знаешь, девочка… Придётся это зашивать и притом сейчас.
— Как сейчас? Зачем?
— Неизвестно когда мы вылезем отсюда, и неизвестно что у тебя здесь разовьётся к тому моменту. Слишком уж шикарно располосовали. К тому же, шрамы не нужны ни тебе, ни мне. Так! Пока затишье, мы это провернём.
И я с тихим ужасом наблюдала, как он опять снимает с пояса аптечку. И тут только поняла, что он ранее не наложил заживляющую плёнку — видимо, всё-таки планировал взяться за иглу, но дал мне поспать несколько часов. Кольнуло чувство стыда…
— Обезболивающее только в виде таблетки. Держи и жуй.
Наверное, мне было немного страшно. А ещё больше неловко.
— Давай подтянись. Ближе!
Как игрушечную, притянув меня к себе и вновь уложив раненую ногу на свои колени, он поправил положение полуавтомата рядом и взял в зубы горящий фонарик.
— Ты у меня молодец, так что старайся не пищать.
Я обречённо хрустнула таблеткой.
Было очень неприятно. Не столько больно, сколько мерзко ощущать слабость и чувствительность собственной плоти. Надо отдать должное Мичлаву — он всё-таки старался действовать аккуратно. Но вид его рук уже прочно ассоциировался с причинением боли — даже если умом я понимаю, что эта боль неизбежна во время лечения. Прошлые впечатления слишком крепко застряли в высоковольтных проводах моих подростковых нервов.
— Последний раз, мелкая моя. Отлично, да ты кремень. Куда! Ещё не всё.
На распухший шов легла прохладная антибактериальная мазь. Следом его накрыл листок прозрачной заживляющей плёнки. И перед глазами немного поплыло…
— Что, хреново?
— Да так… — отмахнулась я.
— Куда опять! Хреново, а удираешь. Иди сюда. Оп! — меня снова поймали на полпути к отступлению. — Так и будешь рядом сидеть. Я не собираюсь каждые пять минут к тебе ползать и проверять температуру.
Пришлось вновь устроиться рядом с его громадой, излучающей поистине ничем неуёмное тепло. У самого-то у него, интересно, температура какая? Как будто ядерный реактор…
Последнее, что я заметила перед провалом в сон — как он устроил на коленях полуавтомат, обернулся к проходу и замер.
И всё же нам повезло — за день две группы мигрирующего зверя попали под метки грамотно расставленных на пройденной территории пушек. И наверное, я не противоречу сама себе, когда упоминаю вместе и удачу, и правильно выполненный тактический