class="a">[39] написала: «Потрясенные, взираем мы на жертву». Нет, ничего плохого с нами быть не может.

— Пишта, ты же сам рассказывал летом, что немца Либкнехта приговорили к четырем годам тюрьмы.

— Так ведь не за то, что он слезы проливал вместе с императором, как папаша этого стрелка-любителя… Нам нет дела до Либкнехта. Мы льем слезы вместе с императором. Шниттер уже написал об этом. Можешь завтра прочесть в «Непсаве»… Либкнехт! Ну, при чем тут Либкнехт?.. Ничего ты не смыслишь в рабочем движении!

— А ведь как стараюсь! — ответила Шаролта, накладывая в тарелку мужа мясо с гарниром.

Наступила тишина. Только хрящики свиной грудинки защищались изо всех сил, хрустя в зубах у Доминича.

— Да, некрасиво все-таки стрелять в премьер-министра, — сказала Шаролта.

— Конечно, некрасиво, — раздраженно подтвердил Доминич.

— К тому ж во время обеда.

Доминич бросил вилку.

— Перестань, пожалуйста! Ты что думаешь, человеку легче, если его после обеда застрелят?

— Пишта, я не так сказала. Ты всегда неверно толкуешь мои слова.

— Я неверно толкую? Так вот имей в виду: я не желаю больше ни о чем толковать, кроме депутатства в парламенте. Ни толкать не желаю, ни подталкивать! Ежели кому стрелять охота, пусть идет на фронт или в тир городского парка. А я хочу жить спокойно. Меня пусть ни снизу, ни сверху не тревожат.

3

«Святая троица»: Шниттер — Селеши — Доминич — и круг близко стоящих к ним святых с самого начала войны не испытывали столько волнений, как в эти дни.

— Опять беда! — сказал Игнац Селеши жене. — Король заболел. Кашляет.

— Ты бы лучше за собой смотрел. А то сам кашляешь по ночам, как запаленная кляча. Сто раз уже обещал бросить курить.

— Трудно, — пробурчал Селеши и подумал: дернула же его нелегкая заговорить о кашле!

Он вынул портсигар. Как только речь заходила о том, что надо бросать курить, его тут же неумолимо тянуло к сигарете.

— Про кашель я сказал только потому, что король, того гляди, помрет.

— Жаль было бы. Все-таки привыкли к нему, — промолвила Амалия.

— Это верно. Я даже представить себе не могу Венгрию без Франца-Иосифа. Но ничего не поделаешь! Власти уже предупредили дворников, чтобы приготовили черные флаги, выбили из них пыль.

— Он так болен?

— Стар больно, — сказал Селеши, уставившись перед собой. В его выпученных глазах была искренняя грусть.

…Неделю спустя почтальон передал руководящим деятелям социал-демократической партии пригласительные билеты в траурной рамке. Внизу на билете стояло:

«Просьба явиться в черном, во всяком случае, в одежде темных цветов».

Речь держал Геза Шниттер.

— Товарищи! Кончил земное существование старейший властелин Европы. Вчера мы хоронили его. По всей стране и даже далеко за ее пределами прокатился скорбный плач. Да, смерть пожинает на фронтах множество людей, однако общество не осталось все-таки бесчувственным к великому трауру, оно скорбит о смерти Франца-Иосифа. И на самом деле, кто может стоять без благоговения у гроба старика, лично претерпевшего столько страданий в жизни!.. Он был усердным тружеником до самой глубокой старости. Он был самым прилежным чиновником Венгрии… Когда он взошел на престол, еще только-только стали ходить первые поезда, а теперь уже аэропланы летают… Франц-Иосиф хотел мира. Он до последней минуты не желал подписывать объявление войны… Он не был врагом современного прогресса. Уже в 1875 году он сказал: «Я признаю пользу рабочих объединений, если они не упускают главную цель: улучшение положения рабочих. Если они не сходят с этого пути, что, в сущности, зависит от лидеров».

Он был королем, и все же он был нашим братом. Когда его хоронили, королевский церемониймейстер постучался в запертую дверь склепа францисканцев. За дверью стоял монах-францисканец. Он спросил: «Кто там?» Церемониймейстер ответил: «Его величество Франц-Иосиф!» — «Ignosco!» — «Не знаю такого!» — послышался ответ. Церемониймейстер постучался вторично и на вопрос: «Кто там?» — ответил: «Его величество Франц-Иосиф Первый, император Австрии, король Венгрии». «Ignosco». Церемониймейстер постучался в третий раз. «Кто там?» — спросил его монах. «Бедный грешный брат Франц-Иосиф просит впустить его». И только тогда открылась дверь склепа. Потому говорим и мы: «Он был королем, но теперь он наш брат».

Несколько мгновений стояла благоговейная тишина. Руководители партии молчали, растроганные.

— Уважаемые товарищи, — уже веселей продолжал Шниттер. — В манифесте нового короля мы прочли милые сердцу, ободряющие слова: «Я хочу сделать все, — сказал новый король, — чтобы кончились ужасы войны».

Король хочет обеспечить рабочим плоды их честных трудов.

Этого желает и социал-демократическая партия… Король может сделать многое, ведь, как сказал Лассаль, он тоже частица власти. Мы, социал-демократы, обычно трезво расцениваем положение властей и поэтому очень радуемся, что такой фактор власти, как король, считает необходимым поддержать наши устремления. При смене королей чрезвычайно важно, каким человеком окажется новый властитель, каково его мировоззрение, способен ли он к восприятию новых идей.

Как было бы прекрасно, если бы после коронации все могли свободно предстать перед королем и высказать ему то, что лежит на душе. Ведь ежели королевская власть ведет себя не враждебно, а дружески и доброжелательно — это самый крупный выигрыш.

Мы верим, что нашу отчизну ожидают лучшие времена и его величество согласится дать нам избирательные права!

И Шниттер закончил свою речь, еще раз повторив: «Мы верим!»

Теперь хору главарей партии оставалось только пропеть: «Верим!» Так в церкви после заключительного «аминь» священника раздается протяжное «ами-и-инь» прихожан.

4

— Знаешь, Шаролта, — сказал жене Доминич, который был в необычайно веселом расположении духа, — с тех пор как скончался король, Шниттер уже второй раз держал у нас речь. Ты понимаешь, я не льстец, но такие две речи… По-моему, это даже расточительство… И ведь одна за другой. Подряд две такие речи! Как жаль, что из-за войны выборы откладываются! Мы тоже могли бы участвовать на заседаниях парламента и решать, кому быть наместником, кому возлагать корону на голову короля. Будь мы в парламенте, Иштвана Тису никогда бы не избрали. Ведь и так три дня дискутировали: одни выступали «за», другие — «против»…

— А разве так важно, кто возложит корону на голову короля?

— Ну еще бы!.. Король до смерти будет благодарен человеку, увенчавшему его короной. Это же не шутка!

— Конечно. Ты прав! Я думаю, что и ты отлично мог бы возложить корону…

Доминич самодовольно улыбнулся:

— Еще как! Только поручили бы!

— Кто знает?.. — сказала Шаролта. — Ведь в конце концов не все короли живут так долго, как Франц-Иосиф…

— Да, конечно… Я был в парламенте на хорах. Социал-демократической партии прислали двадцать билетов. Словом, коронация пройдет так: при транспортировке короны будут помогать