Однако предназначалась она отнюдь не для праздной публики. Тирады ее хозяина метили прямиком в Эккерса и внушительное здание за его спиной – в штаб-квартиру Министерства внутренних дел. Назойливые, трескучие обличения, гремевшие на всю улицу уже не месяц и даже не два, вошли в привычку настолько, что Эккерс попросту перестал их замечать. Как стук дождевых капель по крыше. Как шум автомобилей, проезжающих под окном.

Зевнув, Эккерс скрестил руки на груди и продолжил ожидание.

– Долой выдворения! – сварливо, жалобно выкрикнул голос. – Ну, Эккерс, давай! Скажи же, сделай хоть что-нибудь!

– Я жду, – безмятежно откликнулся тот.

Компания прохожих – на вид вполне благополучные граждане, средний класс – огибая будку, получила порцию листовок. Увидев, что смятые листки бумаги отправились на тротуар непрочитанными, Эккерс невольно расхохотался.

– Ничего смешного, – проворчал голос из будки. – Печать листовок нам, знаешь ли, в немалые деньги обходится.

– Деньги… лично твои? – поинтересовался Эккерс.

Тем вечером Гарт дежурил в будке один и, очевидно, успел соскучиться.

– И мои тоже. Чего ты тут ждешь-то? Что стряслось? С вашей крыши – я видел – пару минут назад полицейский корабль взлетел.

– На задержание отбыли, – ответил Эккерс. – Совершено убийство.

Обитатель унылой агитационной будки посреди темной улицы встрепенулся, вскинул голову.

– Да ну?

Подавшись вперед, Гарви Гарт в изумлении уставился на Эккерса. Тощий как смерть, узкоплечий, много моложе, щеки ввалились, лицо – практически нос да лоб и ничего более, обитатель будки казался полной противоположностью аккуратно причесанного, упитанного собеседника в элегантном, солидном пальто.

– Как видишь, без системы нам не обойтись, – сказал ему Эккерс. – Отказ от нее – чистой воды утопия.

– Убит человек… а вы предлагаете восстановить нравственное равновесие, лишив жизни убийцу?! – поперхнувшись праведным гневом, парировал Гарт. – Нет уж, долой! Долой систему, обрекающую род человеческий на верную гибель!

– Ну, а заменить-то ее чем? – сухо, насмешливо осведомился Эккерс. – Давай сюда хоть ваши листовки, хоть лозунги, хоть все вали в кучу. Что вы предлагаете вместо системы?

– Просвещение, – уверенно, с гордостью отвечал Гарт. – Просвещение, образование, воспитание!

– И все? – хмыкнул Эккерс. – И всей антиобщественной деятельности вмиг настанет конец? По-твоему, преступники просто не в курсе, что такое «хорошо» и что такое «плохо»?

– Плюс психотерапия, конечно же, – добавил Гарт, высунув из будки выдающийся костистый нос и вытянув тощую шею, словно разбуженная черепаха. – Они ведь серьезно больны… потому и нарушают закон: люди здоровые преступлений не совершают. А вы только усугубляете положение, подрывая здоровье общества бессердечными, жестокими карами! – воскликнул он и обвиняюще погрозил Эккерсу пальцем. – Истинные преступники – это вы! Все ваше Министерство внутренних дел, вся эта Система выдворений!

«ВЫДВОРЕНИЯ – ДОЛОЙ! ВЫДВОРЕНИЯ – ДОЛОЙ!» – снова и снова вспыхивала неоновая надпись над его головой. Речь, разумеется, шла о системе принудительной изоляции от общества уголовных преступников, о механизме высылки приговоренных в случайным образом выбранные захолустные регионы известной части вселенной, в отдаленные, труднодоступные уголки мироздания, где преступник уж точно не причинит никому вреда.

– По крайней мере, для нас высланные опасности не представляют, – задумчиво пробормотал Эккерс.

– Это да, но как насчет местных жителей? – в который раз прибегая к известному всем аргументу, напомнил Гарт.

Да, местным оставалось лишь посочувствовать… а впрочем, выдворенные в дальний космос, как правило, тратили все силы и время на поиски пути к возвращению в Солнечную систему. Тех, кому удавалось вернуться, прежде чем их настигнут старость и смерть, принимали в общество снова. Вернуться… немалое достижение, особенно для какого-нибудь столичного хлыща, в жизни не покидавшего пределов Большого Нью-Йорка, так что невольных экспатриантов, собиравших жатву со скудных полей при помощи примитивных серпов, на отдаленных планетах, вероятно, хватало с избытком. Большая часть колоний представляла собой унылые сельские общины, изолированные аграрные анклавы, а все их взаимоотношения обычно сводились к мелкомасштабной меновой торговле фруктами, овощами да кое-какой продукцией местных кустарных промыслов.

– Известно ли тебе, – вместо ответа спросил Эккерс, – что в Эпоху монархий пойманных карманников обычно вешали?

– Долой выдворения! – монотонно затянул Гарт, вновь втянув голову под панцирь будки.

Жизнь вернулась в привычную колею. Неоновая надпись вращалась, сверкая над головами, раздаваемые Гартом листовки, смятые в комья, летели на тротуар, а Эккерс, с нетерпением вглядываясь в вечерний полумрак улицы, ждал, когда же из-за угла наконец вывернет санитарный фургон.

Хайми Розенберга он знал прекрасно. Приятный малый, на свете таких – по пальцам пересчитать… с виду и не подумаешь, что Хайми по уши погряз в делах одного из крупнейших картелей, промышляющих работорговлей и нелегальной переброской поселенцев на плодородные внесистемные планеты. Конечно, картелей, подмявших под себя работорговлю, всего-то два, однако на пару они умудрились заселить практически всю систему Сириуса. Четверых из каждых шести «эмигрантов» унесли в дальний космос их транспорты, зарегистрированные как грузовые, и сколь бы ни трудно было представить себе милейшего, обходительного Хайми Розенберга в роли агента-посредника «Тироль Энтерпрайзес», факт оставался фактом.

Дожидаясь санитарной машины с телом, Эккерс прикидывал, кто и с чего бы мог желать Хайми смерти. Вероятно, все это – очередной элемент непрестанной подковерной войны Пола Тироля с его основным соперником. Да, Дэвид Лантано хоть на рынке и новичок, но смекалист, предприимчив, такому палец в рот не клади… однако он ли приложил руку к убийству Хайми, судить пока рановато. Для начала надо взглянуть, что представляет собой исполнение – рутинную коммерческую халтуру или же образчик высокого искусства.

– А вот и они, – прозвучал в голове голос Гарта, донесенный до его внутреннего уха высокоточными выходными трансформаторами электронной начинки будки. – С виду – вроде бы «холодильник».

Действительно, на улицу вывернул долгожданный санитарный фургон. Как только машина остановилась и опустила заднюю аппарель, Эккерс шагнул вперед.

– Как скоро вы появились на месте? – спросил он копа, грузно спрыгнувшего на мостовую.

– Почти сразу, – ответил тот, – только убийцы и след простыл. А Хайми, по-моему, нам к жизни уже не вернуть… заряд попал в самое яблочко, точно в мозжечок. Мастер сработал, не дилетант какой.

Изрядно разочарованный, Эккерс полез в санитарный фургон, чтоб осмотреть труп лично.

Хайми Розенберг, крохотный, неподвижный, лежал навзничь, вытянув руки по швам, устремив невидящий взгляд в потолок багажного отделения. На лице его застыла гримаса крайнего изумления. Кто-то – очевидно, один из копов – вложил в его стиснутую ладонь погнутые очки. Упав, он здорово рассек щеку. Отверстие в черепе прикрывал клок насквозь пропитавшейся кровью синтетической марли.

– В квартире кто из наших остался? – спросил Эккерс, осмотрев труп.

– Вся моя группа, – ответил коп. – Плюс независимый исследователь, Лерой Бим.

– А, этот, – с нескрываемой неприязнью проворчал Эккерс. – Как его туда занесло?

– Тоже принял сигнал «погремушки». Случайно оказался неподалеку с пеленгатором при себе. Бедняга Хайми жуть какой мощный