усилитель на «погремушку» себе заказал… странно, что здесь, в штаб-квартире, сигнал не засекли.

– Говорят, Хайми чего-то всерьез опасался в последнее время, – заметил Эккерс. – «Жучки» по всей квартире… Вы там поиск улик начали?

– Группы подтягиваются, – заверил его коп. – Думаю, сигнатуры следует ждать где-нибудь через полчаса. Правда, «видеосторожа», спрятанного в стенном шкафу, убийца нашел и разбил, только… – Коп хитро ухмыльнулся. – Только осколками объектива ухитрился порезаться. Оставил капельку крови прямо на проводах. Многообещающе, а?

Тем временем Лерой Бим торчал в квартире убитого, наблюдая за действиями Внутренней полиции. Работали полицейские слаженно и скрупулезно, однако Бим, глядя на них, хмурился, недовольно качал головой.

Первое впечатление усиливалось с каждой секундой: дело выглядело весьма и весьма подозрительно. Так быстро убраться с места преступления не сумел бы никто. Как только Хайми настигла смерть, на сам факт его гибели – точнее, приостановки нервной деятельности – автоматически отреагировал передатчик тревожного сигнала, так называемая «погремушка». Разумеется, в строгом смысле слова «погремушка» не то чтобы защищала владельца от покушений, но гарантировала – точнее, как правило, гарантировала – своевременную поимку убийцы. Почему же она подвела Хайми?

Задумчиво морща лоб, Лерой Бим во второй раз прошел в кухню. Здесь, на полу возле раковины, стоял небольшой, карманных размеров телевизор из тех, что так популярны среди заядлых болельщиков – кричаще-яркий пластиковый корпус, множество ручек, кнопок, разноцветных линз…

– Это откуда? Зачем здесь? – спросил Бим протиснувшегося мимо копа. – Телевизор в кухне, на полу… вроде бы ему тут не место, а?

Коп не удостоил его ответа. В гостиной, дюйм за дюймом обшаривая всевозможные поверхности, трудились затейливые полицейские рободетекторы. Благодаря им за полчаса, миновавшие с момента гибели Хайми, группе удалось обнаружить и зафиксировать несколько сигнатур. Первая из них оказалась капелькой крови на проводах разбитого вдребезги «видеосторожа». Вторая – не слишком-то четким отпечатком подошвы преступника, наступившего на спутанную магнитную ленту. Третья – фрагментом обгоревшей спички в пепельнице на камине. Теперь следовало подождать новых: осмотр места происшествия только начался.

Как правило, девяти подобных сигнатур для точного установления личности преступника хватало вполне.

Исподволь оглядевшись, Лерой Бим убедился, что за ним копы не наблюдают, и подобрал телевизор. На вид и на ощупь – ничего необычного… Щелкнув клавишей «вкл.», Бим подождал с полминуты, однако изображение на экране не появилось. Странно.

Поразмыслив, Лерой Бим перевернул аппарат кверху дном, сощурился, стараясь разглядеть монтажную панель, но тут в квартиру вошел Эдвард Эккерс из Внутренней полиции, и Бим поспешил запихнуть телевизор в карман просторного, плотного пальто.

– Что вы здесь делаете? – спросил Эккерс.

– Ничего особенного. Заглянул на шум, как и вы, – объяснил Бим, гадая, заметил ли Эккерс выпуклость на его брюхе.

– Хайми вы знали?

– А как же, личность известная, – туманно ответил Бим. – По слухам, работал на Тироля, служа ему чем-то вроде «живой вывески». Контору на Пятой авеню держал.

– Было дело. Роскошную напоказ, как у всех этих лодырей с Пятой авеню.

С этими словами Эккерс направился в гостиную, взглянуть на рободетекторы, ищущие улики. Казалось, клиновидная танкетка, басовито жужжа, ползущая по ковру, страдает невообразимой близорукостью: этот прибор обследовал место происшествия на микроскопическом уровне, отсюда и крайне суженное поле восприятия. Собранный им материал немедленно передавался прямиком в Министерство внутренних дел – вернее, в электромеханические хранилища данных обо всех до единого гражданах, в архивы перфокарт с разветвленной кросс-индексацией, обеспечивавшей поиск нужной учетной записи по самым разным наборам ключей-сигнатур.

Сняв телефонную трубку, Эккерс позвонил жене.

– Сегодня домой не вернусь, – предупредил он. – Служба.

Ответила Эллен не сразу.

– Вот как? – холодно, отстраненно сказала она. – Что ж, дал знать – и на том спасибо.

В углу двое из членов группы с восторгом принялись изучать новую находку – вполне возможно, еще одну сигнатуру, позволяющую сузить круг подозреваемых.

– Потом еще позвоню, перед отъездом, – поспешно сказал Эккерс. – До скорого.

– До скорого, – суше прежнего откликнулась Эллен и ухитрилась повесить трубку прежде него.

Новой находкой оказался абсолютно целый «жучок», аудиосторож, вмонтированный в подставку торшера. Внутри крохотного аппарата, приветливо поблескивая, исправно ползла слева направо полоска бесконечной магнитной ленты. Полная звуковая запись всего происшедшего… действительно, улика – хоть куда!

– Все, – торжествующе сообщил Эккерсу один из копов. – Все, что произошло перед тем, как Хайми вернулся домой.

– Прослушивали?

– Немного. Тут пара слов, произнесенных убийцей… должно хватить.

Эккерс незамедлительно связался со штаб-квартирой Внутренней полиции.

– Сигнатуры по делу Розенберга уже обработаны?

– Только первая, – ответил архивный техник. – Под нее, как всегда, подпадает первичный массив – около шести миллиардов граждан.

Спустя десять минут электромеханическая картотека обработала вторую из сигнатур. Граждан с нулевой группой крови, носящих обувь размера 11½[14], среди отобранных ранее нашлось миллиард с небольшим. Третья сигнатура привнесла в выборку элемент «курящие – некурящие». После этого отобранных сделалось меньше миллиарда, но ненамного: все-таки некурящих среди людей взрослых – по пальцам пересчитать.

– Ничего, звукозапись вмиг сузит выборку, – заметил подошедший к Эккерсу Лерой Бим, прикрывая ладонями оттопыренный карман пальто. – В худшем случае хотя бы примерный возраст даст.

Анализ звукозаписи отнес примерный возраст убийцы к диапазону от тридцати до сорока. Судя по тембру, голос принадлежал мужчине около двухсот фунтов весом. Чуть позже дело дошло и до погнутой оконной рамы: степень искривления стального бруса совпала с данными звукозаписи как нельзя лучше. Так сигнатур, ключей для поиска, набралось шесть, включая пол (мужской). Количество граждан в выборке убывало на глазах.

– Надолго дело не затянется, – благодушно подытожил Эккерс. – А если он, чтобы забраться в окно, придвинул к стене одну из вон тех развалюх на колесах, у нас и чешуйки краски появятся.

– Поеду, – решил Бим. – Удачи вам.

– Отчего же, задержитесь. Чувствуйте себя как дома.

– Прошу прощения, – ответил то, направляясь к входной двери, – случай не мой, ваш, а у меня и своих расследований по горло… заказ от крупного горнодобывающего концерна – дело нешуточное.

Эккерс пригляделся к его оттопыренному на животе пальто.

– Что с вами? Вы не беременны ли?

Бим покраснел.

– Насколько я знаю, нет. Я чист и душой и телом. Вы об этом? – спросил он, неуверенно хлопнув по карману пальто.

Один из полисменов возле окна испустил торжествующий вопль. На полу обнаружилась пара волокон трубочного табака – превосходное уточнение третьей из сигнатур.

– Замечательно! – воскликнул Эккерс, повернувшись к окну и мигом забыв о Биме.

Воспользовавшись случаем, тот выскользнул за порог.

Вскоре он уже гнал машину через вечерний город, к собственной исследовательской лаборатории – небольшой, но ни от кого не зависящей, не получившей от правительства ни гроша. Портативный телевизор, лежавший на пассажирском сиденье упорно безмолвствовал.

– Во-первых, – сообщил Биму техник-лаборант в белом халате, – источник питания тут примерно в