В тюрьму они не вернулись. Там, видать, за татарским кладбищем и убили. В женских камерах всю ночь черного ворона пели — тоску выплакивали… От них — от арестованных баб и весть пришла. В камерах-то всё знают, не утаишь…

— А Паша Берестнев? Паша как? — спросил Василий и шагнул ближе к старухе, боясь, как бы она не ушла на кухню или не замолчала опять. — Тоже убит?

— Пашка? Не знаю… Однако его среди них не было…

— А Наталья ничего не узнала? Вы ее не видели?

— Не видала. Заходила я к ней давеча, да дома не застала. На запоре дом-то. То ли ушла куда, то ли к своим уехала — к матери на деревню.

— На деревню? — переспросил Нагих.

— Отец с матерью ее отсюда откочевали, жить им здесь не приходится. Может, и она узнала что-нибудь о Пашке да к ним и уехала. Она тут больше из-за него и жила, чтобы о нем хлопотать.

— Да как же так? Как же так? — оторопело пробормотал Нагих. — Значит, теперь и передачу ему отнести некому будет…

Василиса строго посмотрела на Василия и сказала с осуждением в голосе:

— О чем думаешь? Передача — пустое дело, ее и я снести могу. Да поможет ли ему передача…

Она хотела еще что-то сказать, но передумала и, поворотившись, вышла на кухню.

Василий шагнул за ней.

— Василиса Петровна, может, ты меня остерегаешься? — с горечью воскликнул он, неожиданно для самого себя сказав старухе «ты». — Не таись, прошу тебя… Знаешь о Павле, а мне сказать не хочешь… Вижу, что знаешь…

Василиса повернула голову, сурово свела брови и сказала:

— Тише! Чего раскричался?

— Я не кричу, а надоело мне молчать, — уже в самом деле крикнул Василий, глядя прямо в глаза старой Василисе. — Зачем вы от меня таитесь? Если все мы таиться будем, пользы от этого мало, это только им на руку… — Он тряхнул головой в сторону двери. — Они только того и ждут, чтобы народ разъединить, врагами одного другому сделать… От друзей не таятся…

Старуха смотрела на Василия пристальным тяжелым взглядом и молчала. Но вдруг, точно что-то новое подметив в лице своего квартиранта, она подняла брови и, несколько секунд беззвучно пошевелив губами, спросила:

— Чего я таю-то? Что тебе о Павле знать нужно?

— Несчастье с ним? Скажите — несчастье?

— А ты не знаешь? — сказала Василиса. — То ли не несчастье, если он им в руки попал. Какого несчастья еще ждешь?

— Так ведь делать надо что-то, помочь ему… — проговорил Нагих, почувствовав в словах старухи скрытый упрек. — А мы по углам запрятались и молчим… Таимся друг от друга… Эдак они скоро всех за татарское кладбище по одному выведут…

— От пустых слов никому ничего не прибудет, — сказала Василиса.

Но Нагих не слушал ее.

— Наталья два дня глаз не кажет, и дом у нее на запоре, — в запальчивости говорил он. — Может быть, и ее тоже в тюрьму отвели, а мы ничего не знаем…

Он подбежал к вешалке, сорвал с гвоздя свой полушубок и, не попадая в рукава, стал поспешно одеваться.

— Куда ты? — спросила Василиса.

— К Наталье пойду…

— Не к чему тебе к ней ходить, — сказала старуха и шагнула к дверям, преграждая Василию путь.

— Пойду, — упрямо повторил Нагих и понял, что уже ни за что не изменит своего решения. — Вы мне лучше скажите, как дом ее найти.

— Не к чему тебе к ней ходить, говорю тебе, не к чему. — Василиса нахмурилась и сурово смотрела на Василия. — Сиди… Только девку зря бередить будешь… Надо будет, я пойду…

— Если сказать не хотите, где дом ее стоит, у соседей спрошу. Наверное, знают, где Берестневы жили — город ваш невелик.

Нагих осторожно отстранил рукой Василису и пошел к дверям.

— Ишь, вскинулся… Постой… Постой, тебе говорю. — Василиса удержала Нагих за рукав шубы. — Того не легче придумал — по чужим людям ходить да о Пашке Берестневе расспрашивать… Ума лишился. Наш переулок минуешь, направо улочка пойдет, так по ней третий дом по левой руке.

— Давно бы так-то, — сказал Нагих и, распахнув дверь, вышел на крыльцо.

10

В берестневском доме было темно и тихо. Во дворе на снегу, кроме собственных следов от калитки, Василий не приметил ни одного следа — очевидно, из дома уже давно никто не выходил.

Василий негромко постучал в окошко и взбежал на крыльцо.

«Коли бы вовсе из поселка уехала, ставни бы непременно прикрыла. Не иначе, дома…» — подумал он и прислушался.

В доме было попрежнему тихо. На стук Нагих никто не вышел.

«Что же это, или заснула или открыть страшится?..» — подумал Василий и постучал в дверь.

И вдруг под ударами его руки дверь скрипнула и растворилась.

И то, что дверь была не заперта изнутри, и удивило и испугало Василия. Стараясь отогнать мысль, что Наталья арестована, что контрразведчики увели ее, бросив дом незапертым, Нагих в тревоге шагнул в кухню и остановился у порога.

В кухне было темно.

Василий зажег спичку и сразу понял все, что случилось. Огонек спички осветил черные широкие щели между отодранными половицами, распахнутый сундук у стены, кучу тряпья на полу и стол, заставленный снятой с полок посудой.

Спичка погасла. В темноте всплыло мутное пятно заснеженного окна.

«Увели… Когда же увели? —