как это было в химии, когда после разнообразных попыток-таблиц А. Э. Шанкуртуа, Д. Ньюлендса, Л. Мейера гений Д. И. Менделеева смог открыть Периодический закон. И не потому, что в области редких книг никаких менделеевых не предвидится, а потому, что стремление к теоретизации и навязыванию жестких рамок там, где им нет места, обречено.

То есть, несмотря на попытки обосновать «закон редкости», эта характеристика обречена оставаться субъективной для отдельного антиквара-коллекционера-ученого, и все остальные будут опровергать ее, потому что в их головах складывается своя система оценки редкости, сугубо индивидуальная (не столь важно, кажется она нам ошибочной или нет – она ведь его собственная). И потому, когда один поименует книгу «редкостью первого класса», другой отнесет ее к третьему, и оба свое решение подкрепят аргументами. И смею вас уверить, что среди изданий, которые могут быть названы «книгами дивной редкости», практически не найдется тех, что изначально были напечатаны в единственном экземпляре и, казалось бы, должны занимать верхнюю ступень согласно теоретическим обоснованиям редкости.

Довольно непривлекательно в связи с обсуждением этого понятия выглядят попытки ее решения инструментарием различных псевдонаучных дисциплин вроде «теории библиофильства». По сути, мы видим предложение «схэм и рангов книжных редкостей», которые мало соотносятся с реальным коллекционированием и книжной торговлей и представляют лишь частное мнение о том, «как должно быть», но совсем не так, как оно обстоит на самом деле. То есть все эти ярусы построений и доказательств опровергаются (или даже низвергаются) практикой антикварной книжной торговли и коллекционирования. И тот коллекционер или антиквар, который воспитан антикварной книгой и понимает суть понятия «редкость», все равно трактует его именно так, как воспитан его книжный вкус.

Завершим словами В. С. Сопикова, великого русского библиографа, который имел за плечами двадцатилетнюю практику книготорговли. В «Опыте российской библиографии» он также использовал понятие редкости, основываясь опять же лишь на своем представлении об этой оценочной категории. Уже тогда, в 1813 году, он употреблял несколько степеней: редка, ныне редка, довольно редка, редка в России, весьма редка, весьма редка в России, очень редка, чрезвычайно редка и, наконец, издание прередкое. Но объяснять свои градусы редкости отказался, ограничившись следующим замечанием:

Хотя словесность наша не богата еще важными произведениями всякого рода, однакож имеет и свои редкости, кои по многим отношениям для нас драгоценны и достойны быть поставлены наряду со всеми другими. Редкие книги наши, как и у других народов, можно разделить на два главные разряда. Редкость одних действительная, на самом содержании и истинном их достоинстве основанная, а других мнимая, или относительная; сия последняя по различным склонностям, намерениям и достатку охотников, довольно многообразна. Я не почел за нужное входить в подробности и объяснять сию разность, опасаясь дабы тем, вместо желаемой пользы, не навести многим охотникам скуки и неприятности; но означал оную просто, соображаясь токмо двум главным ее разделам. Некоторое знание, опыт и время всякого охотника достаточно могут в том руководствовать, а кому сии учители покажутся ненужными, тому надобно расплачиваться только деньгами.

Репринтные и факсимильные издания

Нет другого рода изданий, которые бы так досаждали коллекционеру и антиквару, как многочисленные репринты и факсимиле. Прежде всего потому, что не только «его величество сдатчик», но подчас и книготорговец или даже библиотечный работник порой не улавливает разницу между оригинальной книгой и фотомеханической копией с нее – репринтной или факсимильной. Разница этих понятий состоит в том, что репринтные издания, хотя и представляют собой копию оригинала, но обычно имеют и указание на то, что это репринт, и обычно легко отличимы от оригинального (таковы в том числе многочисленные повторения русских книг по библиографии и литературоведению, которые много лет издавались в ГДР конторой Zentralantiquariat в Лейпциге). Факсимильные издания преследуют большую визуальную близость к оригиналу, а потому их много чаще, чем репринтные, путают с подлинниками. В любом случае это именно фотомеханические воспроизведения оригинальных изданий, и не стоит путать их с переизданиями (книгами, набранными заново), хотя бы и с указанием выходных данных исходного выпуска.

Поскольку мы ведем рассказ об антикварных книгах и рукописях, рассмотрим их в связи с нашей областью. Сюрпризы здесь вам преподнесут те издания, которые не слишком отличимы на непрофессиональный взгляд от своих оригиналов. Сразу оговоримся, что первый номер газеты «Правда», который перепечатывали факсимильно к каждому юбилею газеты и который постоянно выдается за «чудом уцелевший», мы оставим вне нашего рассказа.

Первое же место среди таких «обманок» занимает факсимильное фототипическое издание «Архангельского евангелия» 1092 года, которое было предпринято в 1912 году по случаю полувекового юбилея Московского Публичного и Румянцевского музеев, а сходство с оригиналом у него просто поразительное.

Технологически само издание, воспроизводящее оригинальную рукопись, исполнено филигранно, недаром исследователь русских древностей Е. В. Барсов назвал его «чудом современного книгопечатного искусства»: для полиграфии был опробован способ многоцветной автотипической печати, который в момент издания назывался «способом трехцветного фотоцинкографического печатания». Тогда этот метод цветной печати был для России новаторским, исполнен он был на первоклассных немецких машинах типографии Товарищества А. А. Левенсон. Однако собственно цветная печать составила отнюдь не главное в этом памятнике типографского искусства. В меру лощеная бумага прекрасно имитирует пергамен, но с отпечатанными листами проделана и дополнительная работа: скрупулезно соблюдены особенности оригинала, от срезов или утрат пергамена вплоть до специально сделанных червоточин; нарочито похожи на оригинал и доски (в действительности это тоже доски, но выклеенные бумагой, на которой напечатано тем же способом изображение оригинальных досок Архангельского Евангелия); использование настоящих кожаных ремней и ручное скрепление нитками, свитыми у головки в каптал, окончательно довершают замысел полного, поразительного сходства воспроизведения с оригиналом. Недаром это издание нередко путали и до сих пор путают с подлинной рукописью. Приведем слова из статьи В. Ф. Введенского в «Церковных ведомостях»:

Евангелие издано не на бумаге, а на пергаменте же, который, с текстом, принял точно такой же вид – со всеми изъянами, как в оригинале; переплет – тончайшая копия с переплета оригинала: цвет дерева, ниток, их плетенье, обрезы, вбитый в дерево переплета гвоздик – с потертой головкой, некоторая подвижность тетрадей, отсутствие корешка, ремни – все сделано так, как в подлинном Евангелии. Словом, совершенство в издании достигнуто такое, что про него можно сказать: это не копия, а искуснейшая, художественная подделка.

Цена в момент выхода издания была чрезмерна: экземпляры книги продавались по беспрецедентной цене в сто рублей. Для сравнения, сама рукопись была приобретена Румянцевским музеем у книгопродавца С. Т. Большакова за 35