в 1904 году А. С. Сувориным малым тиражом на качественной белой бумаге, однако оно все-таки почти всегда преподносится как переиздание (может быть, в силу его ценности у собирателей и в этом качестве).

Второе издание М. и С. Сабашниковых в этом роде – напечатанный тиражом в 5 тысяч экземпляров «снимок» с прижизненного издания поэмы Пушкина «Граф Нулин» 1827 года. Напечатанное в 1918 году со статьей М. О. Гершензона, оно встречается реже, чем «Слово», и в общем-то его реже пытаются выдать за оригинальное.

Говоря о том, что из факсимильных изданий нередко удаляются страницы, прибавленные издателями, и оставляется только та часть, которая воспроизводит оригинальное редкое издание, мы переходим в область если не фальсификатов, о которых разговор впереди, то все равно достаточно зыбкую. Обычно тот, кто производит такие манипуляции с факсимильными изданиями, понимает, какие цели он тем самым преследует. Как и в упомянутом выше случае с детскими книжками, так и здесь – он желает реализовать факсимильное издание под видом подлинника. И вот главный экспонат на этом «рынке» все-таки не сабашниковское издание «Слова о полку Игореве», а другая книга. Речь о «главной книге всех времен и народов» – несбыточной мечте любого коллекционера. Да, все верно, о «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева 1790 года.

В 1935 году издательство Academia (или, как его чаще именовали холодные книжники, «Асадемия») выпустило двухтомник, посвященный книге Радищева. Второй том был отдан под «Материалы к изучению „Путешествия“», а первый – собственно «Путешествие из Петербурга в Москву» – фотолитографическое воспроизведение первоиздания 1790 года по экземпляру ГИМ. Отдельно нужно сказать о полиграфическом исполнении: если том комментария, на обычной бумаге, печатался в одной из лучших типографий Москвы «Красный пролетарий» (бывшей «Кушнеревке»), то факсимиле – на Гознаке, притом на вержированной бумаге. Так вот, если убрать из факсимиле два последних листа с выходными данными, то перед нами как будто подлинник «Путешествия». Конечно, профессионал распознает его, особенно если учесть серьезную разницу между оригинальным изданием 1790 года и этим факсимиле. Но все-таки мало кто держал в руках оригинал, а потому вероятность приобретения повышается, даже несмотря на иную технику печати (плоскую вместо высокой). Такой том с факсимиле переплетается (вставляется) в старый переплет, как-то его искусник еще «подфуфлит», то есть подбавит ветхости, и вот уже у него в руках – мечта русского библиофила, «книга дивной редкости».

Однажды, когда мы еще занимались антикварной торговлей, принесли такое создание нам. Молодой человек непонятного возраста и незапоминающейся внешности: «Вот, посмотрите книгу, дедушка перед смертью говорил, что она очень дорогая». Смотрю: без особого труда понимаю, что это за издание, но с интересом разглядываю суплементы – переплет старый, явно подобранный, неказистое тиснение на корешке, наведен краской обрез (в издании 1935 года выкрашена только головка), запачканы страницы, форзацы имитируют старые.

Главное правило, которое должен выработать и коллекционер, и антиквар (и которое мне долго не давалось усвоить), – не начинать дискуссий и ни в коем случае не заниматься просвещением такого рода граждан, которые, конечно, самые отпетые жулики. Поэтому я сделал то, что и сегодня считаю лучшим вариантом: «Извините, нам, к сожалению, сейчас это не подходит, простите». Конечно, на это «его величество сдатчик» взвивается, начинает выспрашивать, в чем же дело, да почему же так, «что именно вам в книге не понравилось» и так далее. Обычно находится причина: «это очень серьезная книга, для настоящих знатоков, а не для нас» и тому подобное.

Всегда вспоминаю в таких ситуациях покойного С. А. Шустера. Когда он бывал в Москве, жил в гостинице «Будапешт» на Петровских линиях, именно что жил, а не останавливался: у него там был практически свой номер, со звонком и даже глазком в двери. В начале 1990‐х он уже был мэтром коллекционирования, но почему-то иногда менялся с нами книгами, то есть ему были интересны рисунки или эскизы, а нам – футуристические издания; было крайне непросто с ним меняться, что и говорить, но нам что-то удавалось порой получить даже и от него. И вот однажды он нам предлагает конволют из трех книг А. Крученых в переплете того времени: «Возропщем», «Пустынники», «Полуживой» (до сих пор храню переплет от них, уж очень необычно это для футуристических изданий). Ну и пришлось нам искать ему на обмен что-то из его излюбленного ассортимента: одно нашли свое, другое взяли у антикваров. Прихожу в «Будапешт», С. А. смотрит принесенное, я – тереблю конволют и ворчу сообразно ситуации («у-у-у… обрезан к тому же…»), но, конечно, жду реакции на принесенное. И вдруг тот предмет, на который мы больше всего рассчитывали, он берет – и отодвигает в сторону. Я тогда был более непосредственный: это еще почему? Соломон Абрамович ответил, что сейчас ему это не подходит. Я понял, что это не вполне так, учитывая его разносторонние интересы, и спросил прямо: это подделка? – «Ну зачем так говорить, об этом пусть судят специалисты из Третьяковской галереи, а не такие любители, как мы с вами. Но могу вам сказать одно: я бы для своей коллекции этот предмет не приобрел».

В связи со «специалистами» нужно сказать и о наиболее надоедливых факсимильных изданиях в практике антиквара. Это три книги небольшого формата, осуществленные на закате социализма издательством «Художественная литература»: «Юности честное зерцало» 1717 года (1976), совсем уж малоформатные «Басни в восьми книгах» И. А. Крылова 1835 года (1978) и малоформатный же «Евгений Онегин» Пушкина 1837 года (ок. 1977). Они были исполнены полностью факсимильно, для чего использовались конкретные экземпляры из редких фондов (в первом случае даже воспроизведен экслибрис Императорского общества истории и древностей российских, то есть взят экземпляр Библиотеки имени Ленина), причем это касалось не только книжного блока, но и форзацев, и даже переплета. Антиквар сразу поймет, что перед ним факсимильное издание, но не таков «его величество сдатчик» и, оказывается, не таков «специалист». Дело в том, что мы видели экземпляр «Евгения Онегина», который был снабжен экспертным заключением «специалиста» одного из крупнейших книгохранилищ, в котором обращалось внимание на редкость «последнего прижизненного издания» пушкинского романа.

Ушат факсимильных изданий выплеснулся на книжный рынок на рубеже 1980–1990‐х годов: исторические саги К. Валишевского, бульварные романы, «приключенцы», поваренные книги… Это все со временем начали нести в антикварные магазины и, думается, нести продолжают. Что еще печальнее – их продолжают путать с оригинальными изданиями, поскольку печатали их на такой скверной бумаге, что ныне, по прошествии тридцати-сорока лет, она и пожелтела, и обветшала.

Из всего этого потока выделим несколько изданий, которые антиквар знает особенно хорошо. Во-первых,