– Потому что мне нужно, чтобы вы остались с ребятами.

– Я поеду с тобой, – заявила Фрэнсис.

– Думаю, не стоит.

– Плевать мне, что ты думаешь.

Она раздраженно смотрела в стол. Расс недоумевал, почему она злится на него.

– Ты уверена, что хочешь поехать со мной?

– Да, хочу, – отчеканила она.

Расс решил, что она стесняется. Стесняется того, что боится за его жизнь, стесняется желания побыть с ним.

Пикап Рут Берналли был невелик, Расс с трудом разместился на водительском сиденье. Если указатель топлива не врет, бензина еще полбака. Они покатили по старой дороге, проходящей по дну оврага, Расс рассказывал Фрэнсис, как приехал сюда впервые и попал на церемонию изгнания духов врагов. Дорогу с тех пор расширили, но не выровняли. Объезжая выбоины и камни, Расс не сразу заметил, что Фрэнсис не слушает. Она, поджав губы, смотрела сквозь ветровое стекло. Расс спросил, о чем она думает.

– Я думаю, – ответила Фрэнсис, – что лучше бы я купила им эти две гитары.

– Хочешь вернуться?

Не получив ответа, он остановил пикап.

– Я серьезно, – сказал Расс. – Если хочешь, я отвезу тебя обратно.

Она закрыла глаза.

– Не знаю, заметил ли ты, но я трусиха.

– Со мной мог поехать кто-то другой. Тебе не обязательно ехать.

– Езжай уже.

Он потянулся к ней, она отстранилась.

– Езжай.

Он не понимал ее. Не мог разгадать эту смесь уверенности и страха, самовлюбленности и самобичевания. В чем-то Фрэнсис такая же чудачка, как Мэрион. Расс недоумевал: неужели все женщины такие чудачки – или только те, к которым его тянет?

Чем дальше они забирались в долину, тем меньше он узнавал окрестности. Земля здесь всегда была сухой, но Расс не помнил ее настолько голой. Ни овец, ни коров, ни съедобного листика, ни травинки, проволочные изгороди – и те исчезли. Остались лишь грубо обтесанные столбы да изрезанные эрозией склоны. Пейзажи поистине марсианские, разве что скалы не красные, а белые. Даже небо подернула странная желтовато-серая пелена. Дымка слишком бледная и редкая, вряд ли из-за пожара, и не от пыльной бури: ветра нет. Она больше походила на пелену над Гэри, штат Индиана, которую погожим днем видно из Чикаго.

Отчуждение усилилось, когда он проехал последнюю осыпь и увидел вдали старую ферму Кита. Расс надеялся найти там людей, может, даже и Клайда, но там ничего не было. Ни травы, ни сада, ни скота, лишь корявый можжевельник и сухие тополя со сломанными серебристыми ветками без коры. Расс помнил прежнюю ферму, с Китом, его разросшимся семейством, курами и козами. Увидев, что сделало с ней время, он почувствовал себя стариком.

– Удивительно, – произнес он, – когда-то я прожил тут целое лето.

Фрэнсис не слушала. Или слушала, но так нервничала, что не могла говорить.

Домик, в котором на Расса снизошло сексуальное откровение, лишился дверей, окон, крыши: остались только стены. Их заливал яркий свет, но не такой яркий, как помнилось Рассу. Он направился по дороге через каньон, поднялся на холм напротив фермы, и желтоватая пелена сгустилась.

Очутившись на гребне холма, Расс понял, откуда она взялась. Посреди простиравшейся внизу просторной равнины разрыли землю – точнее, разрывали. Над разрезом шириной в добрую милю клубилась пыль. Из разреза к северному горизонту тянулась промышленная эстакада и рваная рана новой дороги. Расс почувствовал себя так, словно его предали, и чувство это родилось из верности первозданной месе его воспоминаний. Кит упоминал, что совет племени разрешил добычу угля на территории резервации, но до сих пор у Расса не было повода доехать сюда. Он и подумать не мог, что угольный разрез располагается так близко к землям Осыпавшихся Камней – так близко к Китсилли – и что масштаб добычи настолько велик.

В полумиле впереди Расс заметил пикап Клайда. На росчисти среди редких низких сосен стояли два трейлера без машин, конструкция из палок и брезента, поленница и ржавый трейлер побольше, с водяным баком в кузове; все припорошено дорожной пылью. Расс остановился возле пикапа, заглушил мотор. На второй наклейке на бампере было написано “А НЕИСТОВЫЙ КОНЬ[60] – НЕТ”.

– Ну что, – сказал он Фрэнсис. – Может, посидишь в машине?

Она по-прежнему не сводила глаз с ветрового стекла.

– О чем я тебя просила?

– Что?

– Я просила тебя об одном.

Любопытно, что ее страх выражается в злости, точно ей захотелось составить компанию Рассу по его вине.

– Ладно. – Он открыл дверь.

Они подошли к трейлерам, и хлипкая задняя дверца одного из них распахнулась. Вышел Клайд, босой, в коричневых джинсах и расстегнутой джинсовой куртке с овчинной подкладкой. Под курткой виднелась голая безволосая грудь.

– Здравствуй, белый человек.

– Здравствуйте, доброе утро.

– Жена твоя?

Фрэнсис остановилась в шаге позади Расса.

– Нет, – ответил он. – Наставница из нашей общины.

– Здравствуй, красавица. – Опять улыбчивая наглость. – Зачем пожаловали?

– А сами как думаете? – ответил Расс.

– Я думаю, вы не расслышали, что я сказал в прошлый раз.

– Расслышали, но не поняли.

– Проваливайте отсюда. По-моему, все ясно.

– Но почему? Мы же вам не мешаем.

Клайд улыбнулся небу, точно изумление его не знало пределов. Он был красив – выразительный лоб, мужественная внешность, – красив и крепок.

– Если бы я приперся к тебе домой в Чикаго и ты мне сказал: слышь, краснокожий, а ну вали отсюда, ты мне не нравишься, – я бы все понял.

Расс мог бы возразить, что его группа приехала не к Клайду домой. Но домом навахо считали свою землю, не здания, и белые люди, бесспорно, подали им повод для ненависти. И то, что до сих пор Рассу не доводилось общаться с теми из навахо, кто ненавидит белых, не более чем случайность. Он оглянулся на Фрэнсис. Та изо всех сил старалась справиться со страхом.

– Вы правы, – сказал Расс. – Если вам неприятно, что мы здесь, нам лучше уйти.

– Вот именно.

– Но сперва я хочу, чтобы вы выслушали меня как человека. Не как белого, а просто как человека. И я тоже хочу выслушать вас. Я приехал не ругаться, а слушать.

Клайд рассмеялся.

– Ври больше. Знаю я, зачем ты приехал.

– Если вы про гитары, то да, мы хотим их вернуть. И без них никуда не уедем.

– Все вы одинаковы.