Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы искали Тоньино, — наконец подал голос юноша. — И беспокоились. Если б не вы, он до сих пор висел бы там… в горах.
Мануэль кивнул и положил руку на плечо молодого человека.
— Если я все расскажу, вы поймаете ублюдка, который его убил? — Ричи по-прежнему сидел, уставившись в стену невидящим взглядом.
— Я бы хотел ответить «да», но на самом деле не знаю…
Парень повернулся и посмотрел в глаза своим собеседникам. Похоже, он принял решение.
— Что вы хотите узнать?
— Ты сказал, что у твоего друга были, как ты выразился, «делишки» с маркизом. И что тот не станет убивать дойную корову. Расскажи об этом поподробнее.
Ричи мрачно смотрел на них, и писатель уже было подумал, что юноша не станет отвечать, но тот пожал плечами, глубоко вздохнул и заговорил:
— Полагаю, что теперь, когда Тоньино мертв, это не имеет значения. Ему я уже не смогу навредить, а на остальных мне плевать. Ас Грилейрас стало для моего друга поистине золотой жилой. Сначала он зарабатывал, продавая наркоту Франу, а затем появился Сантьяго. Видаль всегда говорил, что нынешний маркиз в него влюблен. Полагаю, Антонио тоже к нему что-то чувствовал — по крайней мере, ничего не имел против. Сантьяго — красивый мужчина, к тому же очень богатый. Он иногда тоже чем-нибудь баловался, чаще всего кокаином… А почему вы о нем спрашиваете? Он что, имеет отношение к смерти Тоньино? — На лице Ричи появилась гримаса ненависти.
— Мы уверены, что нет.
Парень расслабился и начал медленно качать головой, снова уставившись в пустоту. Ногейра нетерпеливо заерзал. Он подозревал, что молодой человек чего-то недоговаривает.
— Ричи, послушай меня внимательно, — продолжал Мануэль. — Ты сказал еще кое-что. Что Видаль «имеет дело не с последними людьми». Что это за люди? Я подумал, что ты говоришь об Элисе, невесте Франа, но она уже много лет не употребляет наркотики, в этом нет сомнений. Так кого же снабжал ими твой друг?
— Элиса? Нет, конечно. Да ее удар хватил бы, если б она увидела нас рядом со своим женихом. Знаете, здесь ведь как с сигаретами: те, кто яростнее всего борется с курением, раньше испытывали сильное пристрастие к табаку. Но судя по тому, как умер Фран, он снова начал употреблять.
— Кто же тогда был клиентом Антонио?
— Другая женщина. Красивая такая, не знаю ее имени… Она тоже из богатеньких, у ее родителей особняк недалеко от Луго…
— Катарина? — подал голос Ногейра.
— Точно.
Писатель и гвардеец обменялись взглядами.
— Этого быть не может. Она столько лет пытается забеременеть, даже кофе не пьет…
— Да точняк! — воскликнул Ричи. — Думаете, она не наркоша? Да она самое забористое берет. Возможно, сейчас она чистая, а раньше употребляла, я своими глазами видел. Как-то раз мы с Тоньино ездили в Ас Грилейрас вместе. Он провел меня на территорию. Катарина ждала нас возле церкви. Мы отдали ей товар, она нам — деньги, и разбежались.
— И что же она взяла?
— Героин.
Лейтенант вскочил со стула, потрясенный услышанным, и посмотрел на Мануэля, затем сел рядом с парнем.
— Послушай меня и хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Лицо молодого человека стало серьезным. Он кивнул.
— Ты помнишь, когда это было?
— Конечно. Два… хотя нет, три года назад. Но дату я не спутаю: пятнадцатое сентября. Моих мать и бабушку зовут Долорес, и у них именины как раз в этот день. Тоньино пришел ко мне и попросил отвезти в Ас Грилейрас, у него тогда не было машины. А мои домочадцы все звали его за стол и хотели угостить пирогом… Да, точно пятнадцатого — мать меня прибила бы, если б я забыл про их именины.
…так и откликнется
Лукас поднимался на лифте вдвоем с медсестрой, которая недовольно смотрела на лужу, растекшуюся по полу в том месте, где священник держал свой зонт.
— Там такой ливень… — произнес он извиняющимся тоном.
Одежда Лукаса промокла, и небольшое пространство кабины настолько пропиталось влагой, что, казалось, вода сейчас начнет капать с потолка.
Медсестра промолчала.
Двери открылись, и священник увидел сестринский пост, где сидела другая сотрудница, которая поздоровалась с ними и махнула рукой в сторону кабинета. Сопровождавшая Лукаса медсестра постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
Почти всю комнату занимал огромный стол, вокруг которого стояли двенадцать стульев. На одном его конце сидели трое врачей — мужчина и две женщины, с другой стороны расположилась Катарина. Усеянное тысячами капель окно за ее спиной в этот дождливый вечер блестело как серебро и было похоже на зеркало, отражая все убранство комнаты.
— Здравствуйте! Вы, должно быть, отец Лукас? Я доктор Мендес, мы говорили с вами по телефону. — Одна из женщин поднялась ему навстречу и представила остальных: — Мои коллеги Лопес и Ньевас. С сеньорой де Давила вы уже знакомы.
Катарина встала и обменялась со священником поцелуями в щеки в качестве приветствия. Она казалась бледной и обеспокоенной и теребила в руках бутылку с водой, этикетка от которой уже лежала на столе, разорванная на мелкие кусочки.
Лукас сел, и доктор Мендес продолжила:
— Сеньора де Давила сказала, что вы в курсе последних событий. Вчера вечером дон Сантьяго принял огромную дозу лекарства, которое обычно пьет перед сном. К счастью, его успели вовремя доставить в больницу, в кровь попало лишь небольшое количество препарата. Как только сеньор очнулся, то сразу же захотел поговорить с вами.
— Лукас, я против, — вмешалась Катарина. — Он пытался связаться с тобой, прежде чем выпить таблетки. Думаю, понятно, что это значит. Я боюсь того, что может произойти. Вдруг этот разговор нужен моему мужу, чтобы попрощаться с этим миром?
Священник серьезно кивнул в знак понимания, но тут подала голос одна из женщин-докторов:
— Нам ясно, почему вы беспокоитесь, сеньора, но мы с коллегами согласны в том, что подобная встреча может оказать на дона Сантьяго положительное воздействие. Он человек верующий, и ему комфортнее беседовать со своим духовником, чем с нами. Весь день мы пристально наблюдали за пациентом: он полон решимости и чувствует себя несчастным, как и многие из тех, кто предпринимал попытки суицида, но его психическое состояние стабильно.
— Что значит «стабильно»? — возмутилась Катарина. — Мой муж пытался покончить с собой, причем не в первый раз.
— Существует расхожее мнение, что самоубийцы — это душевнобольные люди, но все совсем не так — по крайней мере, в большинстве случаев, —