– Кто-то в тебе даст фору даже мне.

– Я откушу тебе голову, если продолжишь в том же духе после рождения.

– Ты стала такой мягкой, – смеюсь я. – Раньше ты могла сказать, что вышибла бы мне мозги.

– Это временно, – с улыбкой, сообщает Ребекка.

– Уже не могу дождаться, – игриво говорю я. – Придурок, идиот, козел, о да, Джейк, не останавливайся!

Я смеюсь, а Ребекка хмурит брови.

– Последнего никогда не было.

– Естественно, ты даже не слышишь, что выкрикиваешь, настолько тебя переполняют эмоции.

Она продолжает ворчать, что никогда такого не было, пока я забиваю гвоздь, чтобы наконец-то повесить первую рамку. Господи, мать вашу, тяжело признавать, что впереди ещё две. Если посмотреть на меня со стороны, можно задохнуться от смеха. Ещё несколько месяцев назад, я бы многое отдал, чтобы взглянуть на ситуацию, где являюсь наимилейшим парнишкой на свете, девушка которого беременна. Подумать только, нас ожидает что-то похуже сэндвича с тунцом и банки малинового джема на завтрак. Поняв, что в холодильнике нет малинового джема, Ребекка вдруг захотела именно его. Вспоминать не хочу, как на меня посмотрел кассир на ближайшей заправке, когда поставил на ленту эту самую проклятую банку. В его глазах я был полоумный идиот с банкой джема в пять утра. Зато что? Зато лицо Ребекки светилось от радости, когда она поедала всё это. Укуси сэндвич. Макни ложку в джем. Засунь всё это в рот. Запей апельсиновым соком. Мне пришлось завтракать позже, чтобы не видеть подобного извращения. Меня едва не стошнило. Я, конечно, разбираюсь во вкусах и сочетаниях, но это ни в какие ворота не лезет и не укладывается в голове.

Как это можно есть с диким аппетитом?

Слушаю довольное мычание за спиной, и когда оборачиваюсь, наблюдаю пачку сырного попкорна в её руках, который она поедает с неимоверным аппетитом и с тем самым джемом, что был куплен сегодня утром. Вынь. Окуни. Лопай.

– Господи, это как испытание на прочность.

Чувствую улыбку на её лице, она настолько заразительная, что уголки моих губ тоже приподнимаются. Я оставляю первую рамку в покое и следую к Ребекке. Заключаю её лицо в ладони и смеюсь. Она выглядит как та маленькая девочка из мультика «Гадкий я», которой можно постучать по щекам, и они издадут смешной звук. И самое приятное: минимум косметики на её лице. Я не целую кучу нанесённых кремов и помад. Я целую свою девушку, а не фарфоровую куклу.

Ребекка хихикает, когда видит отвращение на моём лице, и сердце начинает не иначе как дубасить грудную клетку. Возможно, я слишком приуменьшаю степень своей тоски по ней. Мне не хватает её иронии, сарказма, остроты, последние дни всё было невыносимо пресно, я ждал только той минуты, когда окунусь в неё с головой, а о выражении моего лица, когда сообщили о работе без выходных на ближайшие пять дней и говорить ни стоит. Я был на грани того, чтобы встать на все секции кухни сразу, лишь бы быстрей вернуться к ней. Мои мысли преследовал даже не секс, а элементарное. Я хотел завалиться на диван и смотреть с ней гребаный National Geographic.

– Ты не спрашивала, когда мы узнаем пол девочки?

Ребекка поднимает брови.

– С чего ты взял, что это девочка?

– Я так чувствую.

– Уоррен, ты бесчувственная свинья.

– Ой, как грубо, – дразню я. – Ты трогаешь ранимые точки моей души.

– Сегодня ты прошёл мимо бездомного и даже не дал ему доллар, ты просто сунул его в карман.

– Почему я должен отдавать деньги, которые зарабатываю потом и кровью в невыносимой жаре и на ногах, не имея возможности прилипнуть задницей к стулу, а он может упасть в любой точке города, бросить на асфальт шапку и просить у меня деньги, имея две руки, две ноги и голову на плечах?

– В жизни всякое случается. Ты же не знаешь, почему он просит милостыню.

– Нет, не знаю, но точно убеждён в одном: он может встать и пойти работать. Ну, знаешь, немножко поднапрячь задницу, чтобы получить деньги, как это делаем мы.

– Представь себя на его месте.

Я закатываю глаза и жму плечами, потому что в голову приходит один вариант:

– Я пойду и возьмусь за первую попавшуюся работу, со временем найду что-то лучше. Не будь такой наивной. После школы я уехал и не просил деньги у родителей. Ни одного сраного доллара. Пусть поднимет свою задницу и немножко поднапряжётся.

Ребекка вздыхает.

– Хорошо, может быть ты и прав.

– Не может быть, а прав, – легонько щелкаю её по кончику носа и кладу ладони на талию.

Ни с того, ни с сего, её лицо приобретает странное выражение, как будто она сердится или расстраивается.

– Что не так?

Её глаза обращаются ко мне, не имея ничего, что намекало бы на радость. Хреновое предзнаменование.

– Ты ничего не говорил друзьям и родителям.

– Я даже не задумывался об этом.

– Три месяца, Джейк. Уже тринадцать недель, и никто ничего не знает. Это одна треть срока.

– Если это как факт в мою защиту: ты ничего не говорила своим.

– Мои родители знают, девочкам я тоже рассказала.

Я вытягиваю мобильник из кармана и набираю номер мамы. Гудки растягиваются, а мои нервы даже не пытаются пошевелиться. Мне не за что волноваться, я просто могу обрушить эту новость и жить дальше со спокойной душой, каким был прежде. Может, слишком самонадеянно, но это же не конец света. У нас будет ребёнок, я смирился с этой мыслью, а остальным до этого не должно быть дела. Это наши отношения, и я не готов к групповухе в них.

– Здравствуй, милый, – раздаётся мелодичный голос мамы. – Я уже было подумала, что ты забыл о нашем существовании.

– Ещё бы, вы каждый раз присылаете намёки в фотографиях.

Мама начинает по девичьи хихикать.

– Какие?

– На последней фотография ты была в компании Валери.

– Они просто приезжали на ужин.

Не сдерживаю смешок.

– И ты решила отправить фотографию именно с ней, – я скорей констатирую факты, нежели задаю вопросы.

Рука Ребекки замирает у рта с попкорном. Она хлопает длинными ресницами и становится бледной. Ещё секунда, и она вырывается, бросив пачку на стол и прикрывая рот ладонями. Следующая секунда, и я не вижу её на горизонте. Токсикоз или причина в другом?

Я направляюсь вслед за ней, заочно зная, где искать.

Дверь туалета закрыта на замок, когда дёргаю ручку. Я делаю вздох и опираюсь бедром на стену у дверного косяка.

– Ты там как? – спрашиваю, отодвинув телефон в сторону.

Слышу кашель, за которым включается вода.

– Тошнит?

– Джейк, дай мне минуту.