– Ладно, покажу тебе пример откровенности, – милостиво протянул он. – Тем более раз Менвиа опять начала лезть в нашу жизнь, лучше уж тебе кое-что о нас с Ранхашем узнать.

Подошла с кувшином подавальщица, и мужчина отвлёкся на неё, награждая за расторопность восхищённой улыбкой. Та хихикнула и поспешила к следующему посетителю.

– Всё это началось со смерти Борлана, – тон лекаря резко изменился. Если ранее в нём ещё слышались насмешливые, весёлые нотки, то теперь они полностью исчезли. – Мы с Борланом были друзьями и занимались частным сыском. Очень успешно занимались, оба мы были башковитыми и с шилом в одном месте. Какими делами мы только не занимались… А уж как известны были, у-у-у! И на свою голову взялись за поручение прежнего хайнеса. Поручение вроде простенькое, но размоталось оно в полноценный заговор, – оборотень отхлебнул почти половину стакана и плеснул себе ещё. – Причём серьёзный такой, угрозы начали поступать… Но разве это могло остановить двух горячих голов? Борлана в итоге убили, а… – лекарь поджал губы и задумчиво посмотрел на бликующую выпивку. – Ну и мне несладко пришлось. Он моим лучшим другом был, столько веков вместе, а тут его принесли с дырой в груди. У него остались молоденькая вдова и годовалый сын. Мы с Борланом поздно женились, семейной жизнью толком насладиться не успели… Леавиша очень тяжело пережила его гибель, винила во всём Шереха, так как он это дело нам подбросил. Да и он себя винил, поэтому не стал и спорить, когда невестка вместе с сыном захотела вернуться к своей семье. Потом ездил только каждый месяц внука повидать. Всё нормально вроде было, единственное – Леавиша религиозной больно стала, всё время в храмах проводила. Но её семья привечала Шереха и Жадалу хорошо, а внучок рос воспитанным и добрым оборотнем. Неприятности проявились уже позже.

Майяри проводила взглядом очередную порцию дики, плюхнувшейся в стакан, но возмущаться не стала. Воздух ощутимо накалился от напряжения, и она опасалась, что господин Шидай всё же прервёт свой рассказ.

– Руахашу перевалило за двести, а он не стремился ни к службе, ни к учёбе, да и на девушек не засматривался. Для Шереха это было странно, но он-то всего не знал, а проверить как-то не додумался, всё ж хорошо было. Тут Леавиша умерла, съела её всё-таки тоска по Борлану, и её родители и другие родственники начали давить на Руахаша, чтобы он женился. Тот мялся, вроде бы не хотел, но отказать не смог. А семья Леавиши как раз относится к тем высокородным семьям, которые держатся и за приличия, и за свою высокородность, но в общении с ними это не заметно, они всегда вели себя очень вежливо: мало ли, вдруг вчерашняя дворняга возвысится до правой руки хайнеса. И подыскали внуку невесту, которая наиболее подошла бы славному отпрыску рода Вотый, – Менвиа Эбдий. Ту знатный жених вполне устроил, а мямля Руахаш не стал спорить. Вот и родился один из самых неудачных союзов Салеи.

– А почему господин Шерех не воспротивился этому браку?

– Э, Майяри, в семье Вотых не принято осуждать выбор суженых, – Шидай криво усмехнулся. – Я же говорю, каждый раз, когда Шерех навещал внука, всё было хорошо. Ирай и Ноэлиша – родители Леавиши – с восторгом рассказывали ему о будущей невестке и о том, как они гордятся выбором Руахаша. То, что Руахаш вообще не хотел кого-то выбирать, но оказался слишком слабохарактерным, выяснилось только после брака, когда Менвиа начала жаловаться, что муж её избегает. Шерех решил вмешаться, переговорил с внуком и выяснил, что тот совершенно не хотел жениться. Он хотел служить богам. Да-да, Майяри, – мужчина весело повёл бровями, глядя на изумление девушки. – Отец Ранхаша – жрец.

Этого она точно не ожидала услышать! Майяри всегда казалось, что отец харена – доблестный воин, суровый законник или коварный политик. Что он занимается чем-то таким, что только прославит род Вотых ещё больше. Но жрец…

– Религия увлекла Руахаша ещё в глубоком детстве. Мать постоянно брала его с собой в храм, где он слушал воззвания к богам, песни и просто сидел в тишине, которая ничего от него не требовала. Вырос он смиренным и мягким, но эти смирение и мягкость превратились в слабохарактерность, и он не смог противостоять своим родственникам и отказаться от нежелательного брака. Шерех попытался надавить на Ирая и Ноэлишу, чтобы расторгнуть заключённый брак, но Менвиа всё же смогла добиться от мужа исполнения супружеского долга и забеременела. Шереху пришлось отступиться и понадеяться, что рождение ребёнка сплотит супругов и, может быть, изменит их.

В этот раз Шидай осушил стакан до самого дна, и Майяри остро захотелось пригубить вино, что стояло рядом с ней.

– Менвиа строила большие планы на будущего сына. Она была уверена, что родится именно сын. У такой идеальной особы, как она, мог родиться только сын, сильный, могучий… И он обязательно займёт высокое положение и заставит всех вокруг завидовать его талантам. Менвиа верила, что у неё может родиться только такой сын. Но Ранхаш разочаровал её уже при рождении.

– Как? – вырвалось у Майяри.

– Ума не приложу, – глаза лекаря коварно блеснули. – Я вообще не понимаю, как новорождённый ребёнок может разочаровать.

Раздосадованной девушке пришлось смириться, что ей всё же не расскажут обо всём.

– Менвиа отказывалась поверить, что у неё мог родиться такой ребёнок, винила во всём Руахаша, отказывалась признать, что у неё есть сын… – Шидай осуждающе покачал головой. – Может быть, её и можно простить, всё же она не виновата, что её воспитали такой. Но за всю свою жизнь она даже не попыталась измениться. И я не могу её простить. Руахаш тоже остро переживал, принимал все обвинения жены близко к сердцу и в конце концов решил, что боги наказали его за то, что он не имел силы идти избранным путём. И посчитал, что не имеет права быть рядом со своей семьёй и, приняв жреческий сан, ушёл в храм бога Волпадеса.

– И госпожа Менвиа его не остановила? – удивилась Майяри.

– Нет, зачем? Жрецами бога Волпадеса могли быть и женатые мужчины, поэтому она по-прежнему была женой сына рода Вотый. Её это устраивало. Тем более она надеялась в будущем родить «нормального» ребёнка, но Руахаш неожиданно обрёл твёрдость духа и заманить его в постель так и не удалось.

– А господин Ранхаш? – девушка растерялась. – Его отец так и не вернулся к нему?

– Нет, но в отличие от Менвиа он всё же осознал свою неправоту и вину. Через пятьдесят лет после рождения сына. То ли боги просветили, то ли Шерех достучался… Правда, вмешиваться в жизнь уже взрослого сына Руахаш не стал, решив, что права на это уже не имеет, но хотя бы пишет мне и спрашивает, как там сын.

– Часто пишет?

– Каждую неделю.

За столом воцарилось молчание. У Майяри никогда не было родителей, они были мертвы и никак не могли вмешаться в её жизнь, помочь или поддержать. В целом, Майяри и не думала, что в обязанности родителей входит поддержка детей, пока не сбежала из общины на равнину и не увидела другие семьи. Первое время такое отношение казалось ей чем-то сказочным, нереальным, и она даже выискивала подвох. Потом пришёл этап принятия и лёгкой обиды на судьбу: у неё так никогда не было. Обида прошла, сменившись смирением, и Майяри уже просто сочувствовала тем, кто был лишён семейного тепла так же, как и она.