Но родители господина Ранхаша живы. Её родители мертвы, она не может испытывать к ним обиды или осуждения за то, что они оставили её. А господин Ранхаш? Его родители просто бросили его.

– Это нормально, что госпожа Менвиа и господин Руахаш оставили своего сына? – на всякий случай уточнила Майяри.

– Боги, Майяри, конечно же, нет! – раздражённо отозвался Шидай. – Ему и дня не исполнилось, как его родители разбежались в разные стороны, оставив его на слуг и кормилиц. Ирай и Ноэлиша тоже не знали, что с ним делать. Они ожидали… другого внука. Хорошо, что Шерех и Жадала вмешались. Да и вообще весь род Вотый кипел от негодования, даже хотели отречь от семьи незадачливых родителей, но Шерех не позволил. Он считал произошедшее своей виной: недосмотрел, упустил… Не нужно было вообще отпускать Леавишу. Но подобной ошибки он больше не повторил. Иелану, к примеру, он удерживал всеми правдами и неправдами. Видела бы ты, как он изображал больного старика! Ой, чё-то и не вижу, и не слышу, и спина не разгибается, и ноги не ходят. Все суставы, всё нутро болит! – Шидай очень похоже изобразил старческое кряхтение. – Ещё и запретил всем навещать себя, пока Иелана жила в их с Жадалой доме, мол, гляди, и не навещает нас никто. Но своего он добился, – Шидай довольно улыбнулся.

– Но почему родители господина Ранхаша его оставили? Неужели им не было его жаль?

Майяри действительно не понимала. Она побаивалась детей, предпочитала их сторониться, но если бы у неё родился ребёнок, она всегда бы была рядом с ним. Пусть бы даже она была плохой матерью, но своего ребёнка она бы не бросила. Майяри всё ещё помнила, какой слабой была в детстве и как ей не хватало сообразительности, чтобы перехитрить взрослых.

– Им было жаль себя, – отрезал господин Шидай. – На их болячки постоянно дули, а они сами на чужие дуть не научились. Шерех сперва хотел забрать Ранхаша к себе, но Ирай и Ноэлиша возмутились, весь род подняли: не хотели слухов, что они-де о правнуке позаботиться не могут. Шерех войну семей разворачивать не стал, но заставил их принять свои условия. Мол, за Ранхашем будет постоянно присматривать его оборотень. Так рядом с Ранхашем оказался я. Мы тогда с Шерехом ещё друзьями не были, но он присматривал за мной. Всё же я был лучшим другом его сына, да и виноватым он чувствовал себя за то дело… – мужчина тяжело вздохнул и опять окликнул подавальщицу: – Милая, можно ещё дики?

Охранники за соседним столом уставились на лекаря с явным неодобрением.

– Мне нужно, – отчеканил Шидай, глядя на них, и опять повернулся к Майяри. – Я в то время был не в самой лучшей форме… Да что скрывать! Два века пьянствовал, ввязывался в неприятности, сам их создавал… Шерех только и успевал вытаскивать. Его оборотни за мной хвостом ходили, следили, чтобы мне никто ничего не сделал и чтобы я бед не натворил. Потом уж, когда я смотрел за Ранхашем, мы с Шерехом и сдружились. Вот меня он и велел притащить. Я тогда с жутчайшего похмелья был, точнее, даже не с похмелья. Мне кажется, я ещё пьян был. Но первую встречу с Ранхашем помню, словно это вчера было…

Перед глазами всё плыло, а выпивка, казалось, вяло плескалась от одного уха к другому. Шидай тряхнул головой, попытался разлепить веки и различил перед собой белые пятна лиц.

– Боги, где ж тебя такого чистого откопали? – в полном страдания голосе мужчина различил что-то знакомое, но говорившего не узнал.

Почесав зазудевший подбородок, Шидай с удивлением отметил мягкость и густоту щетины, которая, по-видимому, давно уже превратилась в бороду.

– Где я? – оборотень осоловело осмотрелся, но пропитанный вином рассудок отказывался служить и раздваивал предметы.

– На пути к своему счастью, – недовольно отозвался голос. – Помощь твоя нужна, по…

Голос говорившего утонул в досадливом зудении, и в следующий раз Шидай пришёл в себя, уже когда шёл по длинному коридору. Точнее, его вели под руки двое дюжих парней, а впереди вышагивал Шерех.

– Что-то я не понял, мы куда?

Один из сопровождающих с сомнением посмотрел на него.

– Господин Шерех, может, стоило подождать, пока он просохнет?

– И когда это будет? – недовольно отозвался тот. – Просохнет, сбежит и опять напьётся. Лучше бы, чтоб ему уже ни пить, ни бежать не хотелось. Заводите.

Перед глазами уже не плавал туман и не двоилось, и Шидай с недоумением отметил, что находится в уютненько обставленной комнатке, увешанной кружевными занавесками, лёгкими полупрозрачными тканями и атласными лентами. Навстречу им поднялась полная женщина в коричневом платье и белом передничке, с беспокойством и непониманием взглянувшая на заросшего грязного мужчину, от которого на две сажени разило перегаром. И не только перегаром.

– Господин? – она обратила свой испуганный взор на Шереха, но тот отмахнулся.

– Всё в порядке.

Шидай наконец заметил колыбельку и удивился ещё больше. Из маленькой беленькой кроватки не доносилось ни звука, но там явно кто-то лежал. Шерех подошёл ближе и, склонившись, осторожно достал свёрток.

– Очень спокойный мальчик, – сказал он, разворачиваясь. – Вообще не плачет. Как родился, слезинки не проронил.

Шагнув к Шидаю, оборотень прижал к его груди свёрток и скомандовал:

– Руки подставь, а то на пол сейчас упадёт.

Тот невольно согнул руки в локтях, и на них опустилась приятная тяжесть маленького тельца. Удивлённый взгляд мужчины столкнулся с мутно-жёлтым взглядом младенца, головку которого едва заметно украшал серебристый пух.

– Его зовут Ранхаш, – представил малыша Шерех. – Ему уже целых три месяца. Ну, вы побеседуйте, а мы за дверью побудем.

– Господин, вы уверены? – громким шёпотом спросила настороженная кормилица.

Шерех ещё раз окинул взглядом пошатывающегося Шидая. В его глазах мелькнуло сомнение, но он всё же решительно кивнул и направился на выход. Дверь закрылась, и мужчина остался наедине с младенцем.

Несколько минут они испытующе смотрели друг на друга. Шидай никак не мог понять, как это он после таверны с её гулянками и бабами оказался в этой хорошенькой детской с младенцем на руках.

– И чё мне с тобой делать? – нахмурившись, Шидай попытался припомнить хоть что-то из того, о чём ему говорил Шерех.

Малыш шевельнулся, его крохотная пяточка через пелёнки толкнулась в руку мужчины, и тот вздрогнул. А затем маленький носик сморщился, губки искривились, глазки налились слезами, и младенец разразился оглушительным плачем. Дверь тут же распахнулась.

– Что такое?! – рявкнул Шерех.

Шидай неуклюже переложил ревущего младенца на одну руку и запустил пальцы в одеяльце.

– Принесите сухие пелёнки, – распорядился он и уже с лёгким весёлым укором обратился к малышу. – Чего ревёшь, мужик? Ну обоссался, с кем не бывает?