его установкой в серале нового, построенного по последнему слову техники дворца Топкапы. Пораженный до глубины души Даллам писал о том, что видел по прибытии: «затем мне сказали, что если я останусь, Великий Господин даст мне двух своих жен или двух из своих наложниц, или же двух лучших девственниц, каких я только пожелаю – хоть из Города, хоть из его окрестностей». На страницах The Diary of Thomas Dallam («Дневника Томаса Даллама») мы читаем о том, что среди этих женщин, по собственному признанию Томаса, были «и вправду очень симпатичные… смотреть на которых – одно удовольствие»{757}.

Пока Даллам изумлялся контингенту гарема, одна из этих женщин, которыми он любовался, словно какими-то экзотическими диковинами, уже наладила прямую связь с королевой. История султанского гарема – напоминание нам: историю Стамбула нужно писать с большой осторожностью, начинать всегда нужно изнутри, а не снаружи!

Этой деятельницей в богато украшенных, надежно охраняемых залах гарема была Нурбанý, валиде-султан, мать султана, женщина необычайно высокого положения и огромного влияния. Нурбану пребывала в этом титуле с 1574 г. до самой своей смерти в 1583 г. До жизни в гареме Нурбану почти наверняка звали Кале Картану, и была она православной христианкой с Кипра. Иноземные посланники, ее современники, писали, что Нубрану была женщиной исключительной красоты и ума, ее образ порождал множество слухов. Многие годы после ее смерти считалось, что ее настоящее имя – Сесилия Веньер-Баффо и она – незаконная дочь Николо Веньера, правителя острова Парос, и Виоланты Баффо, знатной венецианки. Такая путаница вполне объяснима, ведь великий полководец Барбаросса, по всей видимости, похитил Нурбану, когда ей было лет 12 – она была одной из многих, «свежей добычей», предназначенной в дар султану{758}.{759}

Похоже, что Нурбану вместе с прочими домочадцами сопровождала султана на восток, в Конью, где и попалась на глаза престолонаследнику. И вскоре она уже приносила одного ребенка за другим – сначала дочерей и, наконец, в 1546 г. единственного сына, Мурада III. Нурбану, которую Селим явно восторженно любил, водворилась во дворце Топкапы в качестве его хасеки, любимой жены. Годы шли, а ее связи ширились, к ним прибавлялись связи ее дочерей, которые не были заключены в гареме – это были замужние женщины, способные выполнять функции «информаторов, гонцов и политических стратегов»{760}.

Похоже, что Нурбану в открытую продвигала интересы Венеции в ущерб другим тогдашним политическим деятелям из Стамбула, Пизы и Генуи. Поговаривали даже, что генуэзцы хотели отравить ее. Международное сообщество стремилось завоевать ее расположение, и это очевидно из благодарственных посланий, которые рассылала валиде-султан: там упоминались кипа шелка, 21 платье из двухцветного камчатного полотна, 19 платьев из золотой ткани и две собаки (пришедшиеся некстати из-за размеров и длины шерсти){761}. Кроме того, Нурбану переписывалась с Екатериной Медичи. Здесь задействовалась жесткая сила и несиловое влияние: Екатерина так поразилась, насколько искусной была вышивка на полученных ею из Стамбула подарках, что велела прислать ей несколько умелых турецких мастериц, чтобы украсить мягкую мебель в ее резиденциях во Франции. (Благодаря тому, что Екатерина покровительствовала искусству, в том числе и восточному, ее называли новой Артемисией в честь анатолийской царицы Артемисии II, преемницы Артемисии I, которая воевала на стороне персов против Византии, – той самой царицы, что в IV в. до н. э. построила в Карии мавзолей для своего брата и мужа Мавсола.)

Пользуясь своим правом вкладывать деньги в недвижимость, завоевывая милость Аллаха, Нурбану основала первую учрежденную женщиной библиотеку в одной из красивых мечетей Стамбула – саму мечеть современники называли «горой света»{762}. Эта наложница построила и мечеть – Атик-Валиде джами, расположенную за Ускюдаром. Нурбану уже удалось установить высокую планку для женщин, однако строительство такого масштаба едва ли велось прежде. Нурбану в своей деятельности чем-то напоминала Феодору: в своих учреждениях она устраивала столовые для бедных и бездомных, а также постоялые дворы для путешественников – как состоятельных, так и неимущих.

Когда в 1574 г. султан Селим II умер, пьяным купаясь в гареме, это ни в коей мере не обуздало порывы Нурбану. Она руководила строительством целого ряда бань в городе, в том числе и соседствующих друг с другом мужской и женской бань рядом со своей мечетью{763}. Ее бани при входе на Большой базар работают до сих пор. Свои дни Нурбану окончила в личном дворце в квартале Еникапы – по соседству сейчас ведутся раскопки, где недавно обнаружили останки первых древних обитателей Стамбула. Умирая, валиде-султан освободила 150 своих невольниц, оставив каждой из них по тысяче золотых монет. Нурбану – образец приближенной к власти особы, обладающей властью. Эта жительница гарема пользовалась таким уважением, что султан женился на ней – что случалось нечасто. Валиде-султан похоронена вместе со своим супругом в türbe, гробнице, Селима II в саду к югу от Айя-Софии.

Однако со смертью Нурбану участие жительниц гарема в международных делах не прекратилось. Возможно, вдохновившись примером любви своего отца, Селима II, к Нурбану, Мурад III предоставил своей любимой наложнице, Сафие (это имя означает «чистая» или «приятная»), исключительное положение. Он жил с ней в городе Маниса, где издавна обучались наследные принцы Османской империи. Сафие, которую в тринадцать лет из горной албанской деревни продали в наложницы, тут же завоевала себе место под солнцем. Ходили слухи (похоже, вполне достоверные), что Сафие, которой страх как надоело вмешательство свекрови в сексуальную жизнь сына (она, например, заполняла гарем самыми красивыми и соблазнительными женщинами с невольничьего рынка – и не безуспешно, ведь ее сын произвел на свет 103 ребенка){764}, каким-то образом причастна к ее необъяснимо скорой смерти. Как и в случае с Нурбану, страстная сексуальная связь, по-видимому, переросла в стратегический, политический союз.

Один живший в городе англичанин, Джон Сандерсон, секретарь английского посольства, писал на родину, что Сафие, прогуливаясь по сералю, «заметила, что по реке спешно идет несколько кораблей». После она прознала, что это визирь спешит «совершить правосудие над шлюхами, уличными девками. Ее это очень раздосадовало, и она послала передать евнуху Бассе, что ее сын [отправившись на войну] оставил его править городом, а не терзать женщин…»{765} В 1596 г., пока ее сын, Мехмед III, был на войне, она выпустила всех пленников из тюрем Галаты и Стамбула, оставив только тех, кто совершил «из ряда вон выходящие преступления»{766}. В 1597 г. Сафие вложила собственные средства в военно-экономическую деятельность империи – ее вклад пошел на обновление пушек и покупку вьючных животных.