что он не был обрезан, или царапина от колючки, или еще что-нибудь. Он дал женщине несколько копченых рыб. А она наградила его вирусом.

Она не желала ему никакого зла, не была она и безответственной. Несмотря на то, что подмышки у нее воспалились и побаливали, она даже не подозревала, что больна. Или чем больна.

100

Путешествие по реке через тропические джунгли – успокаивающий, гипнотический процесс. Вы смотрите на стены из зелени, проплывающие мимо, но при этом – если только проток не такой узкий, что вас замечают мухи цеце и налетают с берегов, – почти не страдаете от дискомфорта. Поскольку река естественным образом ограничивает лес и полностью освещается солнцем, а не закрыта плотным пологом, растительность здесь особенно обильная и перепутанная между собой: деревья покрыты лианами, подлесок совершенно непроходим, плотный, словно старый бархатный занавес в Шубертовском театре. Возникает даже иллюзия, что сам лес внутри плотный, словно губка. Но если вы плывете по реке, то вас нисколько не интересует плотность леса – у вас есть своя открытая дорога прямо посередине. Если бы вы шли по лесу, который, конечно, труднопроходим, но все-таки уступает в плотности губке, то путешествие по реке показалось бы вам освобождением, почти полетом.

Какое-то время, покинув Кику, мы держались со стороны Конго, где течение было сильнее. Сильвен отлично знал этот водный путь. Его помощник из племени бака по имени Жоло управлял мотором, а Сильвен исполнял роль капитана, отдавая команды с носа. Пирога была настолько большой и устойчивой, что мы с Максом могли спокойно сидеть на планширях. Мы практически сразу прошли мимо небольшого полицейского поста на правом берегу – конголезского эквивалента камерунской пограничной заставы в Кике, – но, к счастью, нас никто не заставлял остановиться. Все подобные заставы в Конго – это штамп в паспорте и небольшой обыск, и по возможности их стоит избегать. Потом мы проплыли мимо нескольких деревень, расположенных далеко одна от другой, – небольших скоплений мазанок, стоящих на высоком берегу, чтобы избежать наводнений во время сезона дождей. Домики были покрыты соломой; вокруг мы видели банановые деревья, масличные пальмы, одетых в тряпье детей. Дети следили за нами, словно завороженные.

– Сколько часов нам добираться до пункта назначения? – спросил я у Сильвена.

– Трудно сказать, – ответил он. Обычно он останавливался в деревнях для того, чтобы принять пассажиров или для торговли, и задерживался достаточно долго, чтобы прибыть в Весо уже в темное время суток, избегая лишнего внимания иммиграционных служб. Вскоре после этого объяснения он действительно остановился возле деревни на конголезском берегу, где оставил большой кусок брезента и взял пассажира.

Судно было зафрахтовано мной, но я не стал возражать. Пассажиркой оказалась молодая женщина с двумя мешками, зонтиком, кошельком и горшком с едой. На ней было оранжево-зеленое платье и бандана. Наверное, даже если бы мне не сказали, я бы все равно догадался, что она коробейница. Ее звали Вивьен. Она жила в Весо и обрадовалась возможности поскорее добраться домой. Она была пухленькой и общительной, достаточно уверенной в себе, чтобы путешествовать по реке в одиночку, торгуя рисом, макаронами, растительным маслом и другими продуктами. Сильвен подвез ее, потому что она его сестра, – эти слова можно было воспринимать как буквально, так и иносказательно. Вполне возможно, она была его девушкой или кузиной. Кроме этого, я особенно ничего от Вивьен не узнал – за исключением того, что коробейницы существуют до сих пор; независимые женщины по-прежнему могут жить автономно, что им не всегда позволено в деревне или даже в городе, а река по-прежнему остается важной транспортной артерией и для товаров, и для людей. По большей части она показалась мне очаровательным напоминанием о прошлом, и, хотя, возможно, такая мысль по отношению к ней несправедлива, заставила задуматься о женщинах, с которыми встречался наш гипотетический Путник около столетия назад. Она была потенциальной «посредницей».

Когда снова пошел дождь, Макс, я, Сильвен и Вивьен укрылись под брезентом, лишь иногда высовывая головы, а вот Жоло из племени бака невозмутимо вел нас вперед. Мы проплыли мимо одинокого рыбака в каноэ, который как раз доставал из воды сеть. Потом – мимо еще одной деревни, где на нас тоже таращились дети. Потом дождь закончился, а сильный ветер стих; качка исчезла, и река стала совершенно ровной и коричневой, как холодный кофе с молоком в кружке. Мангровые рощи тянули к нам ветки с берега, словно осьминоги – щупальца. Я увидел нескольких цапель, но ни одного зимородка. В середине дня мы добрались до места впадения в Сангу. Земля по левому берегу становилась все ниже и ниже, а потом просто заканчивалась, уйдя под воду. Река Санга подхватила нас и закрутила; я развернулся и смотрел на юго-восточный клин Камеруна, пока он не превратился в далекую точку.

Вскоре подул теплый ветер. Мы проплыли мимо большого, поросшего лесом острова. Потом – мимо человека, который стоял в полный рост в лодке-долбленке и аккуратно греб. А затем впереди я увидел сквозь дымку белые здания. Белые здания – это кирпичи, побелка и официальные лица. Это не деревня, а целый город: Весо.

Через полчаса мы высадились в порту Весо, с бетонным трапом и стеной; на причале нас уже ждали офицер иммиграционной службы и небольшая толпа суетливых носильщиков, которым очень хотелось чаевых. Ступив на берег, мы снова оказались на территории Республики Конго. Мы заполнили иммиграционные документы на французском, потом Макс объяснился с носильщиками, так и норовившими вырвать у нас сумки, на языке лингала. Сильвен, Жоло и Вивьен куда-то исчезли. Макс был более робким, не таким волевым парнем, как Невиль, но добросовестным и серьезным, и теперь пришла его очередь служить моим посредником. Он поспрашивал там и тут в порту и скоро вернулся с отличной новостью: большой корабль, грузопассажирская баржа, которую здесь называют ле бато, отходит завтра на Браззавиль – предстоит еще много километров и не один день пути. Я хотел, чтобы мы попали на эту баржу.

Мы с Максом нашли гостиницу и с утра пошли на главный рынок Весо, расположенный в приземистом, похожем на пагоду здании из красного кирпича в нескольких кварталах от реки. «Пагода» была большой, стильной и старинной, с бетонным полом и круглым большим залом под трехслойной крышей из гофрированного металла – ее построили, должно быть, еще в колониальные времена. Рынок уже давно перерос здание, превратившись в лабиринт из деревянных лотков и прилавков с узкими проходами между ними, который занимал почти целый