в пятидесяти метрах от места, откуда начала.

Она устраивается в темной тени этого доброго дерева

и рассыпает фрукты

и жимолость, помятую, но целую.

Она сидит, скрестив ноги, на холодной земле и проводит сломанным ножом по ладони.

Порез глубок, но натертые ноги болят сильнее.

Она умеет ходить по воспоминаниям, но сегодня она не хочет идти.

Она хочет бежать.

Она мажет кровью фрукты и цветы, как можно сильнее прижимает их ладонью к земле и призывает предков на помощь, напевая ритмичную песню собственного сочинения.

– Пожалуйста, защитите нас. Все вы. Каждый из вас.

Защитите меня, чтобы я смогла защитить ее.

Помогите мне увидеть опасность до того, как она нападет.

Помогите мне избежать их ловушек.

Дайте нам силу скрываться и бороться.

Пожалуйста, защитите нас. Все вы. Каждый из вас.

Защитите меня, чтобы я смогла защитить ее.

Помогите мне увидеть опасность до того, как она нападет.

Помогите мне избежать их ловушек.

Дайте нам силу скрываться и бороться.

Дайте нам силу скрываться и бороться…

Они слышат ее. Их голоса поднимаются из земли.

К ее ране, по ее сосудам,

Прямо в ее душу.

– Связать с твоей кровью?

Она вскрикивает. Собаки у ручья. Слезы падают на землю.

– Да, пожалуйста! Свяжите с моей кровью!

– Цена. – Голоса вздыхают, печальные и тяжелые.

– Только одна дочь, навсегда.

– Свяжи нас! – кричит она.

Ее тело содрогается от волны отчаяния

в океане решимости.

Она и голоса произносят хором: «Да будет так».

Расплавленное ядро, красное и черное, оживает в ее груди.

Оно растекается по ее рукам и ногам, выжигая изнутри,

она поворачивается ко мне, видит меня.

Ее глаза – вулканы, кроваво-красный огонь струится из них.

Сила рвется из-под ее кожи.

Она крепко обнимает меня за талию.

– Это твое начало.

Как и прогулка Патрисии, прогулка матери-прародительницы – это только начало.

Ее сила держит меня, и я прохожу

через восемь поколений женщин.

Ее наследницы, мои праматери.

Поток сильных смуглых лиц встречает меня, одна жизнь за другой,

одна за другой, как вихрь.

Разгневанные лица и печальные. Испуганные и одинокие.

Гордые и уставшие от жертв.

Их лица. Мои лица. Наши лица.

Каждая из них показывает мне свою смерть,

когда сила, пылающая в груди матери,

передается ее дочери.

Их стойкость передалась и мне.

Я вращаюсь, извиваюсь, спотыкаюсь о траву.

Я вижу маму молодой. Она идет по кампусу.

У нее внутри сияет яркий свет,

видный даже сквозь тяжелое зимнее пальто.

Девушка с улыбающимися желтыми глазами идет рядом с ней.

Снег припорошил ее волосы,

они ниспадают ей на спину свободными черными волнами.

Они сворачивают на мощенную кирпичом дорожку, разговаривают и смеются.

Я вижу маму за рулем.

Я сижу на пассажирском сиденье, смотрю на нее – а она на меня,

наши души встретились благодаря прогулке Веры и моему новообретенному дару.

Приближается машина.

Авария.

Просто несчастный случай.

Никто не виноват.

Мама берет меня за руки и сжимает пальцы.

– Дорогая, это случается с каждым из нас.

Перед самым столкновением она прижимает свою любовь к моему сердцу

и исчезает.

Я – снова я, сижу в больнице. Свет у меня в груди слабый – пламя, которое только разгорелось.

Я вижу свое воспоминание глазами прародительницы.

Через нее я вижу, как моя сила, еще молодая, копится в груди.

Полицейский мерцает,

будто воздух над разогретым летним асфальтом.

Полицейский и медсестра привели нас с папой

в тесную, мятно-зеленую комнату.

Стертое воспоминание возвращается полностью.

Я вижу его значок, его плечи шириной с дверь,

щетину у него на подбородке.

Кустистые брови, синие глаза.

Я моргаю, и мерцание пропадает. Сияние исчезает.

Я вижу ее старый свитер, узкие плечи,

слезы, стекающие по подбородку.

Волосы, черные, как вороново крыло, черные брови, лицо, слишком красивое, чтобы быть настоящим.

Черты лица одновременно старые и молодые.

Золотые глаза, как у Сэла, наполненные глубокой печалью.

Не «как у Сэла…»

Это глаза Сэла.

Нижняя губа матери Сэла дрожит. Она говорит, преодолевая боль:

– Ты этого не запомнишь,

но я хочу, чтобы ты знала:

она была моей подругой.

55

Тьма.

Вера стоит передо мной, окутанная кровью и пламенем,

Ее волосы развеваются широко и свободно, как крона дуба.

– Ты получила ответы, но это еще не конец.

Теперь, когда они у тебя есть,

ты по-прежнему хочешь сражаться?

Я отвечаю, не задумываясь:

– Да.

– Тогда осталась одна последняя истина. Навязанное наследство.

Бремя, которое я не несла.

Вопрос в ее глазах. Выбор.

– Я готова.

Она задумывается. Кивает.

– Тогда я выпущу его. Дам ему голос.

Вдалеке нарастает чье-то присутствие.

С порога между мирами он окликает меня по имени.

И в одно мгновение я становлюсь нами.

Мы снова в пещере.

Мы делаем шаг вперед, и мы уже рядом с камнем.

Мы беремся за древнюю рукоять, теплую под нашими пальцами.

Мы высвобождаем Экскалибур.

56

Когда я поднимаю Экскалибур, меч, алчущий войны, начинает петь в моей руке.

Эфир клинка поднимается по руке, рассекает нить, связывающую меня с прошлым, заставляя прийти в себя.

К бриллианту в середине его навершия поднимается алый корень, заполняя его, пока камень не начинает сиять, как кровь.

На обеих сторонах серебряного клинка блестят выгравированные буквы: «Подними меня. Отбрось меня».

Синее и алое пламя разгорается, клубясь вокруг моего тела, и броня Артура собирается вокруг полосами и слоями, пока не обретает металлический блеск. Я вижу свое отражение в Экскалибуре – глаза пылают алым.

Вера проводит рукой по моему лбу. Призрачные губы целуют меня в лоб, а потом она прощается.

– Остановите ее! – кричит лорд Дэвис. В ярости он показывает на меня дрожащим пальцем, призывая легендорожденных к действию. – Сейчас же!

В дальнем конце пещеры Грир, Воугн, Фелисити, Тор и Сар вздрагивают, услышав приказ Дэвиса. Но они не подчиняются. Они смотрят на меч в моей руке.

Сэл, стоящий во рву, встречается со мной взглядом, и на его лице отражается невозможная смесь эмоций.

Внутри меня нет никого, кроме Артура. И его присутствие – совсем не такое, как присутствие Веры или бабушки.

Он заставляет меня поднять руку, направляя Экскалибур на Дэвиса. Слова вырываются изо рта – одновременно звучат мой голос и могучий баритон Артура:

– Предатель! Ты затеял войну против короны, приманил наших врагов на невинную кровь, а теперь смеешь призывать моих рыцарей против меня!

– Нет-нет… –