подход определять этническую принадлежность исторической личности по имени — абсурд. Откуда это в российской исторической науке? Выше уже упоминалось, что исследование проблематики западноевропейских исторических утопий, уже с XV–XVІ вв. использовавшихся в Западной Европе для создания политических мифов как информационных технологий для управления обществом, показала, что все «доводы» норманизма, включая и попытку трактовать древнерусские летописные имена как «скандинавские», пришли из шведского политического мифа XVI–XVIII вв.[755]

Провозгласил в XVI в. шведский Иоанн Магнус, что имена различных героев древности имели готское, т. е. шведское происхождение, например, имя Телефа из троянских мифов было испорченным шведским именем Елефф, и пожалуйста — все деяния этого героя автоматически становились частью шведской истории!

Пустились шведские придворные писатели XVII в. провозглашать, что имя гиперборейского мудреца Абариса — это испорченное шведское имя Эверт, и пожалуйста, после этого можно было начать утверждать, что вся Гиперборея, а значит и основы древнегреческой культуры были созданы предками шведов!

Стал на рубеже XVII–XVIIІ вв. шведский придворный историограф Олаф Рудбек утверждать, что имя летописного князя Рюрика — шведского происхождения, и пожалуйста, все древнерусское государство под его пером мгновенно превращалось в деяние, созданное предками шведов!

Абсурдные фантазии Рудбека и других шведских мифотворцев о выдуманном величии шведской истории в древности были в XVIII в. перевезены в Петербург немецкими академиками — горячими поклонниками Рудбека. И с тех пор российская историческая наука с истовостью алхимиков занимается вытягиванием всех древнерусских имен из скандинавских. Дело это невозможное, поскольку научно доказать то, что пришло из ненаучного источника, нельзя. Но стереотипы норманистских мифов пока цепко сидят в сознании людей, и потому скрупулезный антропонимический анализ летописных имен необходим, хоть уже изначально должно быть ясно, что все древнерусские летописные имена такие же скандинавские имена, как Телеф из троянских мифов или гиперборейский Абарис.

Надо сказать, что если имя Рюрика в силу его необычности было с легкостью провозглашено как шведское имя с соответствующим набором «вариантов», то для имени Олега очень долго не могли подобрать ничего путного из шведских «аналогов». Байер, правда, сразу же задекларировал, что Олег также принадлежал к скандинавским именам, и «на камнях скандинавских находится Алак (я мню, Олав в Олег превращено)»[756]. Вслед за Байером и Шлецер постулировал, что древнерусское Олег — это шведское Олоф[757].

Как видим, подбор скандинавских, изначально шведских «аналогий» для древнерусского Олега шел в лучших традициях И. Магнуса и О. Рудбека: никаких доказательств, поскольку эти доказательства для верующих в руд-бекианизм не требовались, их взгляды основывались на догме, что все в европейской истории от гиперборейцев и готов до древнерусских варягов вышло из Швеции, включая имена героев, богов, стран. Но даже для самых убежденных норманистов предлагаемые скандинавские тождества для имени Олег выглядели слишком гадательными. Пока, наконец, Куник не выступил с заявлением о том, что у Константина Багрянородного имя Ольга передается как Elga (Ελγα), которое соответствует скандинавскому Helga, и что это и есть тот оригинал, от которого произошли имена Ольги и Олега[758]. Предложение Куника было встречено норманистами с энтузиазмом, при этом даже и вопроса не возникло: а может, наоборот, скандинавская Helga есть производное от русской Ольги, может, русское имя Ольга возникло раньше, чем скандинавская Хельга? Никто и выяснять не стал.

Впервые об этом заговорил С. А. Гедеонов в своем прославленном труде «Варяги и Русь», опубликованном позднее работы Куника. Гедеонов обратил внимание на то, что переход русского имени Ольга в греческое Ελγα естественнее объясняется «из природной греческому и славянским языкам равнозначимости звуков о и е… сербский город Ольгун… у Плиния Olchinium… у Тита Ливия и Птолемея Olcinium… переходит именно у Константина Багрянородного в форму Ελϰύνιον, относящуюся к Olcinium, Olchinium, как греческое Ελγα к русскому Ольга…. Да и на каком основании будем мы допускать переход скандинавского Hölga в русское Ольга, когда тоже начальное Нö в форме Höskuldr превращается, по мнению норманистов, в начальное а в форме Аскольд… Все эти созвучия простая случайность, которой можно найти десятки примеров и в других языках»[759].

К интересным примерам о сербском городе Ольгуне и его греческом соответствии Ελϰύνιον, которые привел Гедеонов, стоит вернуться позднее, поскольку прежде надо разобраться с якобы скандинавской Ельгой/Хельгой и якобы производным от нее древнескандинавским мужским именем Хельги, от которого, по мудрому заключению норманистов, произошло русское имя Олег. Версия, предложенная Куником, зацементировалась в исторической науке. Ее подкрепил датский норманист В. Томсен, уже безапелляционно записав, что имена, которые встречаются на первых страницах летописи, хранят следы скандинавского языка, и в числе этих имен у него, само собой, присутствует имя Олега: «Oleg (Olˊg)=Helgi; Olˊga (grek. Elga)=Helga»[760].

У современных норманистов данное утверждение преподносится, как истина в последней инстанции: «Этимология имени первого (? — Л. Г.) русского князя никогда не вызывала сомнений: др. — рус. Ольгъ> Олегъ восходит к древнескандинавскому антропониму Helgi. Это имя соответствует прилагательному helgi (стяженная и слабая форма прилаг. heilagr <*hailagaz, др. — англ. hālig и др.), которое получило широчайшее распространение в Скандинавии в христианскую эпоху в связи с тем, что за ним закрепилось значение „святой“»[761]. Как видно из вышеприведенного, скандинавская «этимология» имени Олег вызывала самую серьезную критику и у Гедеонова, и у Кузьмина, и у ряда других ученых. Но такова методика норманистов: если факты против них, то тем хуже… для науки.

Сейчас даже в работах серьезных исследователей эта версия не подвергается сомнению: «…в природной скандинавской, а не в славянской огласовке звучало в Константинополе в середине X в. имя княгини Ольги — Ελγα…»[762]. С какой стати греческая форма Ελγα должна безоговорочно квалифицироваться как «природная скандинавская огласовка», никому не только не приходит в голову разъяснить, но даже задаться вопросом: а правильно ли это? Определяют просто так, по физиономии наружности, как говорил один из героев А. И. Куприна.

И допускают этим толкованием грубую ошибку. Скандинавское имя Helgi не могло стать предметом заимствования в древнерусский антропонимикой, поскольку Helgi не полное имя, а гипокористика, т. е. уменьшительное имя, как Коля от Николая, как Ваня от Ивана и т. д. Об этом сообщил выдающийся шведский языковед и исследователь скандинавской антропонимики Карл Ивар Модеер (1904–1960) в своей работе, изданной посмертно и представлявшей его последний труд[763].

Кроме того, помимо гипокористики, имя Хельги