— е или — і для мужских имен. Например, Pedher Danske — Петер Датчанин или Berier Werme — Бирье из Вэрмланд и т. д. От прилагательных часто образовывались прозвища, характеризовавшие личностные качества, например, Gaine «безумный», Godhe «добрый» и пр.[775] Среди ряда прозвищ в средневековом шведском именослове, таких как Frodhe «мудрый», Glĭpe/Glĭpi «алчный» Янцён называет и Hœlge как дополнительное имя при антропонимах, связанных с названием местности[776].

Логично предположить, что традиция широкого использования прозвищ или дополнительных имен в скандинавских именословах способствовала слиянию архаичной языческой гипокористики Hœlghe с прилагательным helig/святой и трансформации ее в прозвище (binamn) Hœlge с новым христианизированным содержанием, которое постепенно закрепилось как самостоятельное личное имя. На эту мысль наводят, в том числе рассуждения шведского языковеда Свена Экбу. Он также подчеркивал ту особую роль, которую играли прозвища в развитии скандинавской антропонимики. Среди приведенных им примеров прозвища или дополнительные имена встречаются как безартиклевые, например, Haraldr ungi (Харальд молодой), Þórarіnn spaki (Торарин умный), а также как артиклевые, например, Eilifr hinn ungi или Eilifr den unge (Эйлиф молодой), Runulf hin raþsþraki или Runulf den rådkloke (Рунульф рассудительный), Eriker hin hœlghi или Erik den helige (Эрик святой) и др.[777]

Последний пример касался шведского короля Эрика Святого (1156–1160), причисленного католической церковью к лику святых. Другими скандинавскими королями, причисленными к лику святых были норвежский Олаф Святой (995–1030) и датский Кнут Святой (1040–1086). Совершенно очевидно, что особо развитая традиция использования прозвищ в скандинавских именословах способствовала восприятию массовым сознанием таких прозваний hin hœlghi, совр. den helige «святой», данных церковью вышеназванным скандинавским королям, в качестве аналогов личных имен.

Помимо этого в христианскую эпоху прозвание den helige «святой» сделалось неотделимым приложением к именам христианских мучеников, входивших вместе с распространением христианства в скандинавские именословы. Например, большое распространение получило имя католического святого Стефана — den helige Staffan (Sankt Stephanius). Этим именем — den helige Staffan — прозывался также шведский святой и проповедник христианства в Хельсингланд у саамов в начале XI в., о нем упоминает и Адам Бременский. Правда, у Адама Бременского имя проповедника зафиксировано как Stenfi, что соответствовало скандинавскому имени Stenfin. Но в шведской истории он стал почитаться под именем, созвучным имени католического святого, как den helige Staffan или Святой Стефан. И это тоже феномен известный — имена христианских святых старались «накладывать» на местные имена. Другим популярным в скандинавских странах католическим святым стал Святой Лаврентиус. Его памяти был посвящен домский собор в Лунде, возведенный в XI в. (перестроенный в XII в.) и получивший название собора Святого Ларса (Sankt Lars?).

Таким образом мы видим, что слово helig «святой» входит в скандинавскую лексику с распространением и утверждением христианства. Причем, входит оно, как часть общегерманской лексики, как вариант общего для германских языков прилагательного: нем. heilig, древнесакс. helag и др., став основой для образования прозвища hin hœlghi/den helige «святой». Совершенно очевидно, что созвучность этого общегерманского прилагательного старинной гипокористике Hœlghe и поспособствовала тому, что старинное уменьшительное имя стало приобретать христианизированный образ. Но даже и в форме прозвища с содержанием «святой» Hœlghe/Hœlghi не было принято как королевское имя, так и оставшись лишь прозвищем или дополнительным именем для простолюдинов.

В чем здесь дело? Для осмысления этого факта следует обратиться к другому примеру образования антропонима из прозвища, пришлого в скандинавские королевские именословы со стороны. Речь идет об имени Магнус. В именослов скандинавских королей оно вошло, заимствованное с европейского континента, от прозвания короля франков Carolus Magnus, т. е. Карл Великий[778]. Вот это прилагательное magnus «великий, сильный» скандинавы приняли как антропоним, и в первую очередь как королевское личное имя. Интересно, что в западноевропейских именословах существовало и личное имя Магнус. Его носили многие прославленные католические святые (например, был мученик Святой Магнус в III в.), а также итальянские и британские христианские мученики.

Но в скандинавских именословах, как обращал внимание Янцен, имя Магнус носило профанный характер, при этом хорошо прослеживается его связь именно с прозванием короля Карла Великого, которое от лат. Magnus как раз и трансформировалось в скандинавских странах в антропоним. Этому, наверняка, помогали и имевшие широкое хождение предания о Карле Великом. Они сделались ядром французского эпоса, оформившегося в период IX–XI веков. Песни о героических деяниях Карла расходились кругами по европейским странам, создавая вокруг его имени героический ореол, что и делало его привлекательным для заимствования в королевский именослов.

Первым носителем имени Магнус был сын норвежского короля Олафа Святого — король Норвегии и Дании Магнус Добрый (1024–1047), после чего это имя стало очень популярно как в скандинавских династийных именословах, так и среди обычных людей. В процессе адаптации к скандинавским языкам прилагательное magnus получало в именословах простолюдинов такие именные формы как Mognus, Mogens, Mons и др.[779]

В этом случае мы видим яркий пример того, как прилагательное magnus, функционировавшее в качестве дополнительного имени или эпитета, могло трансформироваться в личное имя и стать королевским именем, будучи прославлено его носителем — крупным удачливым политиком. Но кроме реальных исторических деятелей к этому имени проявили деятели культуры скандинавских стран, к его носителям прибавились и герои литературных произведений исландских писателей.

В «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона (написана около 1220 г.) действует сын божества Тора и великанши Яарнсаксы по имени Магне[780]. Магне — литературный антропоним (скорее, теоним), образованный в той же форме слабого склонения прилагательного, как и Hœlghe, иначе говоря, в форме прозвища, образованного от определения к существительному: den magne «сильный». Поскольку относительно происхождения личного имени Магнус от почетного прозвания короля Карла Великого мы располагаем самыми бесспорными данными, приведенными выше, то ясна и динамика его усвоения скандинавской ономастиконом. До того, как быть воспроизведенным Снорри Стурлусоном в качестве имени литературно-мифического персонажа в XIII в., оно вошло в скандинавский королевский именослов еще в XI в. под влиянием культурных импульсов с европейского континента.

Нетрудно предположить, что подобный же путь в скандинавские именословы проделало и прозвище Helghi «святой» как дополнительное имя, трансформировавшееся в имена литературно-эпических героев (ведь это в эпических произведениях ранее всего появляется имя Helgi/Heglœ). Его укоренению в скандинавских именословах, как вымышленных, так и реальных, способствовали пришедшие с континента традиции христианства. Известно, что творчество литературных деятелей Исландии периода письменной эпохи, т. е. с XIII в. олицетворяло излом эпох