что наши усилия не были напрасными. Только что, в восемь сорок пять, я в картотеке сообщений от граждан нашёл сообщение от некоего домоуправляющего Кольберга, который пишет, что в его доме проживает некая одинокая девица, которая выдаёт себя за белошвейку и которая, по его наблюдениям занимается проституцией, не имея на то муниципального разрешения, — леди Рэндольф, прочитав только это, необыкновенно разволновалась; она взяла чашку с уже остывшим кофе, сделала большой глоток и снова стала читать. — И имя у той девицы Гертруда Шнитке, как раз как у той особы, что гостила у старого моряка, которого мы допрашивали. Полагаю, что девица город не покинула, и потому сей факт требует незамедлительной проверки. По данным Кольберга, она проживает в доме некоего Цомермана по улице Остенде. Миледи, если вы сочтёте эту информацию полезной, я готов выехать на ту улицу и провести разведку на предмет выяснения вопросов:

1. О какой девице идёт речь. Она это или нет?

2. Встреча с Кольбергом. Для разговора.

3. Выяснение точного адреса проживания девицы.

4. Подготовка операции по её задержанию.

Буду ждать вашего решения, телеграф двести девять, до востребования. Дойл».

Она снова сделала большой глоток кофе. То ли от солнца, которое заливало комнату, то ли от волнения, но молодую женщину кинуло в жар. Да нет, конечно же это от солнца, какое ещё волнение; у ментала и сотрудницы «Сервиса» не могло быть никакого волнения.

Тем не менее, она допила весь кофе, обдумывая сложившуюся ситуацию. Если, если… если это не совпадение и эта Гертруда Шнитке — та самая русская, что сбежала от герцогини… Ах, как это было бы хорошо. И то, что герцогиня отправилась на операцию, только улучшало ситуацию. То есть она сама, без так называемого мудрого руководства старухи, сама нашла русскую, и сама должна её взять! Это был бы идеальный расклад.

Леди Рэндольф лихорадочно связывала в голове все действия, которые нужно произвести, чтобы схватить хитрую и изворотливую русскую девку. Ей понадобятся…

«Дойл, разумеется, и вся его команда. А с ним сидели в картотеке полицейского управления, кажется, два шимпанзе. Или три. Мало… Мало… Девка ловка. Нужно больше сотрудников. Нужна ещё пара шимпанзе и обязательно… Да, два стража. Не меньше, девка опасна, она себя прекрасно проявила на вокзале. Да и уйти из дома герцогини — ещё та задача. А она ушла — и залегла на дно. Конечно, это всё неспроста, она отлично знает своё дело. Отлично. Нет, с нею в игры играть нельзя, сотрудников нужно взять с запасом. Транспорт. Три экипажа. А ещё неплохо бы захватить пару баб-дозорных. И всё-таки взять трех стражей. Да, лучше трёх».

Дворецкий стоял и ждал её дальнейших распоряжений, а она всё ещё прикидывала, какой набор средств потребуется ей для захвата русской. Но для всего этого ей нужно было хотя бы официально сообщить о намечающемся деле вышестоящей даме. То есть герцогине.

«Ах, как хорошо, что она ляжет под нож своего мясника сегодня! Надеюсь, что это уже случилось».

В таком случае леди Дженнет не пришлось бы получать одобрения. Она сама взяла бы себе всё, что требовалось, сама провела бы операцию и сама снискала бы все лавры за успех. Но дать телеграмму своей начальнице она была должна, ну, хотя бы для того, чтобы соблюсти субординацию, да и приличия. Ей не хотелось прослыть невеждой, что устраивает операции за спиной своей начальницы.

— Сеймур!

— Да, миледи, — сразу откликнулся дворецкий.

— Пошли телеграмму во дворец.

— Содержание, миледи…

Леди Рэндольф начала своё послание весьма официально:

«Джорджиане Кавендиш, герцогине Девоншир, первой даме при посольстве Её Величества королевы Виктории в вольном городе Гамбург.

Миледи, проведённая мною оперативная работа вывела меня на след сбежавшей от нас русской. Все данные говорят с высокой вероятностью, что она не покинула город и продолжает тут пребывать; все добытые мной факты указывают на то, что я вышла именно на русскую фанатичку, упущенную нами совсем недавно, — тут леди Дженнет была немного смелее чем нужно, но стесняться она не собралась, ведь это официальная, служебная телеграмма, которая должна быть зафиксирована в специальном реестре и передана руководству в Лондон. И она продолжила: — Посему прошу у вас разрешения произвести операцию по захвату дикарки с привлечением всех наличных у нас сил. Прошу рассмотреть мою просьбу немедленно, так как дело не терпит. Подпись: Дженнет Рэндольф Черчилль».

Этого было достаточно для выполнения условностей. Ну а Дойлу она даст телеграмму сама, как только выйдет из дома.

— Я отправлю телеграмму немедля, — сообщил слуга, пряча карандаш за манжет. — Что-нибудь ещё?

— Горничных ко мне с дневным туалетом, — вспомнила молодая женщина, — буду одеваться.

— Разумеется, миледи, — сказал слуга, но опять не ушёл.

— Что ещё? — она взглянула на него с некоторым раздражением.

— Может, мне нужно что-то сообщить сэру Рэндольфу? Он ведь ждёт вас к завтраку.

— Ах да, — леди Дженнет поморщилась, ведь опять всё получилось не так, как она хотела. — Передай ему, что я приношу свои извинения, скажи, что я заглажу свою вину, но сейчас у меня дела.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 25

⠀⠀ ⠀⠀

Американка собралась молниеносно, покончила с причёской всего за двадцать пять минут, на туалет ушло десять, это включая подбор перчаток к новой шляпке, на макияж — десять. То есть леди Рэндольф собралась ещё за минуту до того, как Сеймур сообщил ей, что экипаж набрал нужное давление и готов к езде. Но прежде, чем покинуть свой будуар, она бросила последний взгляд в зеркало. Взглянула и осталась довольна собой.

Всё было безукоризненно. Она была по-настоящему хороша. Дама не могла, конечно, признаться себе в этом, но ей всё-таки хотелось произвести впечатление на Дойла. Это ничтожество, которое вздумало её так унизить своим нежеланием… Пусть этот трус, никчёмный мужчина видит, кого он отверг!

Леди Дженнет уже была в конце лестницы, когда вверху появился Сеймур с новым конвертом.

— Миледи, телеграмма.

Она остановилась и стала ждать, когда он спустится к ней.

«Телеграмма от Дойла, — была уверена леди Рэндольф. — Ему тоже не терпится схватить русскую».

И каково же было её удивление, когда сбежавший за нею дворецкий сообщил ей, передавая конверт:

— Это от герцогини.

— От герцогини? — удивилась, а может быть, даже растерялась леди Дженнет: как от герцогини?

И тут же разозлилась на себя: нельзя выказывать перед слугами свои чувства. Особенно такие, как растерянность. Здесь не Филадельфия, и британские слуги должны быть уверены: у господ нет чувств.

— Ступай, Сеймур, — взяв себя в руки