Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один за другим.
Звери менялись. Волчьи шкуры сползали с них, а вот суть оставалась. И теперь Ежи видел её, и даже удивительно было, как эта самая суть смела скрываться прежде.
- Мы пришли, ведьмак, - хрипло произнес тот, кто ныне был за старшего. Он, загоревший до каменной черноты, исполосованный шрамами, распрямился. – Ты звал.
- Звал, - сказал Ежи, выдерживая звериный взгляд.
Сила встретилась с силой. И… силу признала? Его, Ежи?
- Нам нужна помощь, - он старался глядеть только на этого огромного зверя, который ныне притворился человеком, ибо в человеческом обличье удобнее говорить с людьми. – В Китеж пришла беда.
- Мы знаем, - Ежи прервали. – Марун, рассказывай, что узнал.
Из-за спины свея выступил другой, столь же нагой, загорелый, разве что шрамов на нем было поменьше, а волосы не тронула седина.
Он заговорил.
Быстро.
Порой сбиваясь на свое наречие, но все одно – понимали. И Гурцеев, и государь, и Радожский, который так и не выпустил флягу из рук.
- Вот значит, как… - Луциан Третий кивком поблагодарил рассказчика. – Что ж… спасибо.
- Норвуд пропал.
К благодарности государя свей остался равнодушен.
- Совсем?
- Мы слышим. Он… связан. И далеко. Приказал не лезть. Думаю, там кто-то, кто… нас нелегко одолеть, но подобные тебе, ведьмак, способны на многое.
- А… провести сможете? – решение Ежи принял еще до того, как заговорил. Глупое. Нелепое решение. Это… не его война! Ничуть не его. И надо уходить.
Бросить все.
У него ведь Стася.
И котики непристроенные. И…
- Ты не так и силен, ведьмак, - произнес свей.
- Я не так и слаб.
- Что ж… стая всегда найдет своего вожака. А уж кто там на спине удержится… - свей оскалился, и белые ровные зубы блеснули ярко. – Опыт у тебя есть.
- Я бы и без него обошелся, - промолвил в сторону Радожский, руку о руку потирая. – Но… помощь тебе не помешает. Если там и вправду… колдуна должны охранять. А стало быть, будет резня.
Волки радостно заулыбались.
Похоже, эта новость их нисколько не расстроила.
…не посылайте. Я там был. Там нудно.
Из почти дружеской беседы, что состоялась в некой корчме, после перейдя во вполне дружеское мордобитие.
Холоп глядел на Антошку сверху вниз и щеки дул для пущей важности. Был он высок, собою хорош и одет нарядно. Небось, у Антошки этакого кафтану из синего сукна да чтобы с прошвой, так нету. И штанов широченных, которые холоп, надо думать, разгладил да растянул, чтоб еще шире гляделися, тоже нету. И вовсе рядом с этим вот, царевым холопом, Антошка глядится прежалко.
Отчего и хочется голову в плечи втянуть да…
Еще чего.
Этот, пущай и весь из себя разряженный, а все одно холоп, тогда как Антошка – человек свободный.
- Сейчас соберу, - сказал он преважно. – И пойдем.
- В вашем присутствии нет необходимости, - сказал холоп сквозь зубы и поверх Антошкиной головы поглядел.
Ишь ты какой.
И говорит-то этак, заумно. А все одно.
- Это не тебе решать. Мне хозяйка отписалась, стало быть, мне и нести, - Антошка погладил кошака по круглой голове и попросил. – Кликни там… прочих.
- Мря?
- Хозяйка зовет, - Антошка присел подле зверя. – Знать, серьезное что-то деется… так что… малых не трожь, пущай отдыхают, а кого постарше…
- Будто он вас поймет, - сказал холоп в сторону и усики пригладил. А усики у него длинные и тонкие, что у сома. И блестят. Никак мажет он их воском пчелиным или еще какой пакостью.
- Поймет, - Антошка погладил зверя по хребтине. – Еще как поймет. Колдовские звери. Они иных людей поразумней будут. И я соберуся…
Холоп фыркнул.
Вот ведь… а и вправду, куда Антошке собираться-то? Он, конечно, грешным делом прикупил себе портки красивые, из зеленого сукна да в полоску, но не на каждый день, а для сватовства. И рубаху шелковую. И кафтан еще приглядел, долгополый, красный.
Но на кафтан уже деньги, ведьмою данной, не хватило. Оно бы, конечно, хватило бы, но… Антошка ж за кафтаном не сразу пошел, а сперва по рядам прогулялся, купил пару штук ткани, чтоб для маменьки с сестрицею, и для Аленки тоже ж.
И еще гребешка.
Серьги, которые с каменьями. И…
…Фрол Матвеевич обещался, что, как повернет домой, так передаст всенепременно. И ведь тоже человек немалый, важности такой, что и подойти боязно, а с Антошкою говорил уважительно. Не то, что этот.
Штанов было жаль.
Мало ли, чего там во дворце царском приключится, а оне, красивые, у Антошки одни. Ему еще же ж свататься. С другое стороны, не предстанешь же пред ликом царевым в старых портках? То-то и оно… и Антошка, вздохнувши, смирился.
Портки вздел.
Рубаху.
Перепоясался, пусть кушак и старый, но ничего, как-нибудь.
- Погодь, - Завирея, ключница, сама в комнатушку скользнула. – На от, князев старый… ему без надобности, а тебе в самый раз.
И после кафтан протянула, вовсе барский.
- Великоват будет, - признал Антошка, ибо был он не то, чтобы вовсе худ, при ведьме-то да в спокойствии, на кухне своей он худобу почти изжил, но статью его Боги все одно не одарили.
- Ничего, мы от… подпихнем, - ключница сунула под плечо свернутое полотенчико. – Или… сымай рубаху. Оно-то жарко будет, но как-нибудь…
- Ждут ведь.
- Подождут. Знаю я его, Трепка, не первой важности птица, даром, что при царевых покоях подвизается, но человечишко так себе…
Антошка стянул рубаху, под которую ключница спешно и ловко накрутила полотна. Вышло, будто бы Антошка пораненый.
- Неудобно.
- Зато красиво будет, - возразила она. И спешно запихнула что-то меж полосами. – Это на всяк случай. Обережек… а то неладное сердце чует. В городе-то говорят…
- Что говорят?
- Что смута великая грядет. Что ведьмы город прокляли, потому-то свершится предсказание.
- Какое? – уточнил Антошка, чувствуя, что ничего хорошего не предсказали и предсказать не могли. Оно-то завсегда так. Напредсказывают глупостей, а людям страдай да мучайся, так оно исполнится или же нет.
- Такое, что будут беды и горести, и смерть, и кровь польется, и многие сгинут в пучине озерной, - ответствовала ключница, рубаху натягивая. Та на обмотанные плечи ложиться не желала, потрескивала, того и гляди вовсе порвется. – Многое болтают, да все недоброе… князю, коль увидишь, передай, чтоб стерегся. И дом… мы туточки закроемся, стало быть. И ставенки тоже. И никто-то не войдет.