class="p1">Всё дело в том, кажется, что она изначально и навсегда у нас пиратская. Русская версия в смысле.

Извините, если кого обидел.

17 сентября 2010

История про ответы на вопросы

http://www.formspring.me/berezin

— Ну куда вы опять пропали, Владимир? Моё сердце болит, а вам совершенно всё равно…

— Тут неразрешимая загадка. Я вовсе не пропал, сердце у вас, поди, не болит, мне не всё равно — но это явления совершенно не связанные друг с другом.

— Лучший способ порадовать вас — в Сети и в жизни?

— Снабдить большим количеством денег и не беспокоить.

— Как вы относитесь к творчеству Высоцкого?

- http://berezin.livejournal.com/802333.html

— Вы когда-нибудь дрались?

— В молодости довольно часто, но теперь чрезвычайно редко. Поумнел.

— Вы были преданы? А предавали?

— "Предательство" вообще очень непонятное слово. Мне кажется, что им часто разбрасываются.

Предательство это случай, когда по улице крадётся человек, чтобы донести на товарищей из кружка карбонариев.

Куда чаще случается интрига — когда твой товарищ или коллега производит какие-то манипуляции, и тебя выгоняют со службы. Это со мной бывало, но особого вреда мне не принесло. Самому мне провести такую интригу мне и в голову не пришло бы — при том, что я хочу от жизни это бессмысленно.

А ещё чаще происходит обман ожиданий. Обмануть ожидания — это вовсе не совершить предательство, хотя последствия бывают самые катастрофические. Можно испортить человеку жизнь надолго — а ты всего лишь обманул его ожидания.

Ты произвёл впечатление более надёжного человека, а сам проспал какое-то дело или опоздал к чему-то навсегда. Ты оказался хуже, чем о тебе думали.

Я очень редко обманывался, а вот во мне разочаровывались слишком часто — для меня слишком часто.

— Без чего вы не можете вообразить свою жизнь?

— Без Сети, пожалуй.

— Как вы любите, чтобы к вам обращались? По имени? По отчеству? Володя? Вова? Вованыч? Эй ты?

— Я люблю, когда хорошие люди обращаются ко мне "Владимир Сергеевич". Не люблю, когда ко мне обращаются дурные люди — как бы они меня не называли.

— У вас есть дом в какой-нибудь тихой губернии?

— Нет.

— О чём вы жалеете?

— Как и все — о проёбанной жизни.

— О чём вы беседуете с собой?

— Не беседую. Мы понимаем друг друга без слов.

— Вы обидчивый?

- http://berezin.livejournal.com/1217600.html

— Что вы больше всего цените в женщинах?

— Юмор.

— А за что вы так Нила Геймана?

— Я Геймана совершенно не так. Я его иначе.

— Есть ли у вас дома какие-то интересные штучки, фетиши, фенечки? Что-то привлекающее внимание и радующее глаз?

— У меня вообще не дом, а лавка диковин: сушёные головы, пойманные каное, чучело мандрагоры и бутылки с отварами и зельями, поблёскивающие в шкафах.

— А над чем последний раз смеялись?

— Над одной вроде бы непридуманной историей — в Живом Журнале прочитал.

— Когда вы последний раз плакали?

Минут десять назад. Нарезал пять больших луковиц в горшок с мясом.

Извините, если кого обидел.

20 сентября 2010

История про "Отдел"

Я тоже посмотрел фильм Архангельского "Отдел" (я понимаю, что над этим продуктом работало много людей, но всё же он так и будет "фильм Архангельского"). Фильм этот очень полезен, хотя это вовсе не значит, что он мне так уж нравится. (Причём про место фильма люди незамутнённые пишут интуитивно правильно: "Не "Подстрочник", конечно, но всё равно очень интересно, спасибо ему". Это именно туда, в ту же нишу.

Но этот фильм порождает множество размышлений, казалось бы, впрямую с ним не связанных.

Дело в том, что первым встаёт вопрос о научном значении этой прошлой деятельности.

И это вопрос скользкий, который задавать сложно, и двигаться при этом нужно чрезвычайно аккуратно, чтобы никого не обидеть.

Слова из пелевинского рассказа о философах, как о банде конокрадов, что с гиканьем и свистом угоняют прочь остатки здравого смысла у всех на устах.

И вот тут тоже самое — с одной стороны я наблюдаю очень интересную тему компромисса и двоемыслия.

С другой — меня тревожит вопрос, который идёт рука об руку с компромиссом: ради чего.

Легендарный (он легендарный) компромисс Галилея понятен в рамках легенды.

Но вот, к примеру, Мамардашвили — как с ним. Например, есть критерий понятности научной работы (да и вообще понятности любого явления) — его нужно попробовать пересказать общо, простыми словами. Это получалось даже с квантовой механикой.

Но некоторые явления пересказать простыми словами трудно. И в момент этой проверочной практики оказывается, что нечто гениально, потому что общество ожидает гения, хочет его слепить из окружающего мира.

Так и здесь — довольно хорошо известно, что именно придумали физики в бомбе или до чего додумались Басов с Прохоровым. А с Мамардашвили этот фокус не выходит — и он в мемориальных статьях выходит то человеком, разговаривающим во сне с Декартом, то популяризатором Пруста, тут для меня какая-то загадка.

Точно такая же загадка с Щедровицким.

С Зиновьевым для меня лично более понятная история, однако ж о его прозе я вспоминаю с ужасом.

С литературой в смысле компромисса понятно — писал в стол о страданиях народных, а для прокорма пьесу о главном агрономе и директоре МТС.

Есть ещё две темы, которые всплывают после просмотра фильма Архангельского, да только я обожду про них говорить.

Вдруг кому-то всё это понадобится в печатном виде.

Извините, если кого обидел.

22 сентября 2010

История про Лотмана и Шкловского

Со стороны, то есть с профанической стороны, казалось что вот был ОПОЯЗ, а как-то сразу за ним случилась Тартуская школа. Понятно, что действительность куда сложнее, но массовая культура имеет дело с поверхностными мифами.

Шкловский, как и некоторые выжившие формалисты структуралистов не любил. Есть такая история, которая случилась весной 1982 года. Тогда, 16 марта Шкловского снимали для телевидения вместе с Кавериным. Естественно, они говорили о Тынянове, который всегда стоял между ними — то как связующее звено, то как нечно оспариваемое. И вот как об этом рассказал Владимир Новиков: "Далее я привожу фрагмент разговора со стенографической точностью, поскольку косвенная речь привела бы к неизбежному искажению смысла. Перед нами, если угодно, постскриптум к роману «Скандалист». Шкловский продолжает выразительно “скандалить”, выясняя свои отношения с отечественной и мировой филологией начала 80-х годов XX века.

Каверин. Если ты занимаешься теорией литературы, то должен знать, что двадцать восьмого мая на родине Юрия Николаевича состоятся такие Тыняновские