Высокий пост мистера Спарклера был, посчастью, одним из тех надежных пристанищ, где джентльмен спокойно можетотдыхать всю свою жизнь — разве только кому-нибудь из Полипов заблагорассудитсявтащить его еще выше. А потому сей доблестный слуга отечества оставался веренсвоему флагу (по серебряному фону золотом число выплаты жалованья), снельсоновской неустрашимостью[57] поднятому им на государственном корабле.Ценой его стойкости и мужества был прелестный маленький храм неудобств снеизбежным, как смерть, запахом конюшни и позавчерашнего супа, и там,замкнувшись на разных этажах, миссис Спарклер и миссис Мердл, две заклятыесоперницы, готовили спои доспехи для решительной схватки на арене Общества. АКрошка Доррит, наблюдая течение жизни в этой фешенебельной резиденции, сневольной тревогой спрашивала себя, где тут найдется уголок для будущих детейФанни и кто станет заботиться об этих пока еще не рожденных жертвах.

Артур, больной и слабый, больше всего нуждалсядля своего выздоровления в покое, и с ним нельзя было говорить ни о какихпредметах, способных взволновать его или встревожить; а потому единственнойподдержкой Крошки Доррит в это трудное время был мистер Миглз. Он все ещенаходился за границей, но она написала к нему, через его дочь, сразу послетого, как первый раз побывала у Артура в тюрьме; писала и потом, поверяя емувсе свои тревоги, среди которых одна была особенно неотступной. Из-за этойтревоги Крошки Доррит мистер Миглз и затягивал свое пребывание за границей,хотя он был бы таким желанным гостем в Маршалси.

Не касаясь содержания похищенных бумаг, КрошкаДоррит в общих чертах рассказала мистеру Миглзу о том, как они попали в рукиРиго-Бландуа, и сообщила про трагическую гибель последнего. Деловые навыкиэпохи лопатки и весов помогли мистеру Миглзу сразу сообразить, насколько важнонайти подлинные документы; поэтому он написал Крошке Доррит, что еебеспокойство вполне основательно и что он не вернется в Англию, не попытавшисьпрежде «напасть на их след».

За это время мистер Генри Гоуэн успелубедиться, что тесные сношения с семейством Миглз не доставляют емуудовольствия. Из деликатности он не стал предъявлять никаких требований жене;но мистеру Миглзу намекнул довольно прозрачно, что люди они, видимо, оченьразные — хотя и превосходные, каждый в своем роде, — а потому лучше имразойтись по-хорошему, без каких-либо ссор или обид, и в дальнейшем держатьсядруг от друга подальше. Бедный мистер Миглз, давно уже чувствовавший, что,раздражая своим присутствием зятя, он отнюдь не способствует семейному счастьюдочери, сказал на это: «Что ж, Генри! Вы муж Минни, по законам природы, вы ейтеперь ближе, чем я; как вы хотите, так и будет!» Эта перемена несла с собойдополнительное преимущество, которого Генри Гоуэн, может быть, и непредусмотрел: теперь, когда мистер и миссис Миглз имели дело только со своейдочерью и ее ребенком, они сделались не в пример щедрее, и мистер Гоуэн могсвободно тратить деньги, не унижая свой гордый дух раздумьем о том, откуда ониберутся.

Естественно, что при таком положении вещеймистер Миглз рад был ухватиться за любое занятие. От дочери он узнал, в какихгородах побывал Риго за последние месяцы и в каких гостиницах останавливался.План его состоял в том, чтобы, не откладывая, без излишнего шума объехать всеуказанные места, и если где-нибудь обнаружится, что джентльмен-космополит неуплатил по счету и оставил в залог шкатулку или сверток — заплатить деньги ивыручить залог.

С Мамочкой в качестве единственной спутницы,мистер Миглз начал свое странствие, уснащенное немалым числом приключений.Миссия его несколько затруднялась тем обстоятельством, что люди, к которым онобращался с расспросами, не понимали, чего он от них хочет, а он в свою очередьне понимал, что они ему отвечают. Но. пребывая в несокрушимой уверенности, чтоанглийский язык — родной язык для всего человечества и только дураки этого незнают, мистер Миглз держал длинные речи перед содержателями гостиниц, пускалсяв многословные и путаные объяснения и отвергал любые попытки отвечать ему накаком-либо ином языке, кроме английского, заявляя, что «не намерен слушатьвсякую чушь». Иногда на сцену являлись переводчики, но мистер Миглз обрушивална них такую лавину чисто национального красноречия, что они только растеряннохлопали глазами, и дело не подвигалось ни на шаг. Впрочем, от этого он,пожалуй, был не в убытке: Риго, правда, не оставлял нигде шкатулки сдокументами, по зато везде оставил долги и такую дурную память о себе, что одинзвук его имени — единственное, что оказывалось понятным в речах мистера Миглза,— неизменно вызывал бурю гнева и нареканий. В четырех случаях мистера Миглзапытались даже передать в руки полиции, называя его аферистом, мошенником ивором; каковые обидные наименования он принимал с любезнейшей улыбкой, недогадываясь о том, что они значат; и, шествуя под руку с Мамочкой к дилижансуили пакетботу, неумолчно болтал с веселой непринужденностью истинного британца.

Но если оставить в стороне недоразумения,возникавшие из-за незнания языков, мистер Миглз вел свои поиски как человекумный, проницательный и настойчивый. Хотя он добрался до самого Парижа, так ине обнаружив никаких следов Бландуа, бодрость духа его не покидала.

— Ничего, мамочка, — говорил он миссис Миглз.— Пусть я пока и не нашел ничего, но зато чем ближе к Англии, тем ближе кбумагам, я в этом уверен. Здравый смысл подсказывает, что он их держал где-то,где их не могли достать те, кто в них заинтересован, но где сам он, в случаенадобности, мог достать их без промедления.

В Париже мистера Миглза ожидало письмо отКрошки Доррит, в котором говорилось, что ей удалось навести мистера Кленнэма наразговор об этом человеке, которого уже нет в живых; и, узнав, что мистер Миглзжелал бы получить о нем некоторые сведения, мистер Кленнэм просил ее сообщитьмистеру Миглзу, что его знала мисс Уэйд, ныне проживающая в Кале, по такому-тоадресу.

— Ого! — воскликнул мистер Миглз.

И скоро (насколько можно было говорить оскорости в век дилижансов) мистер Миглз позвонил в надтреснутый колокольчик утрухлявой калитки, и калитка со скрипом отворилась, и крестьянка в белом чепцевышла навстречу и спросила: «Эй, сэр! Мистер! Вам кого?» Услышав английскуюречь, мистер Миглз пробормотал себе под нос, что, слава богу, в Кале проживаютздравомыслящие люди, и дружелюбно ответил: «Мисс Уэйд, голубушка!» — после чегобыл незамедлительно проведен к мисс Уэйд.

— Давно мы с вами не виделись, — начал мистерМиглз, старательно откашлявшись. — Надеюсь, вы в добром здравии, мисс Уэйд?