Мисс Уэйд не выразила подобной же надеждыотносительно мистера Миглза или кого-нибудь из близких к нему лиц и прямоспросила, чему она обязана честью снова видеть его у себя. Мистер Миглз темвременем огляделся по сторонам, но никакой шкатулки не приметил.

— Скажу вам всю правду, мисс Уэйд, — отвечалмистер Миглз мягким, вкрадчивым, чтобы не сказать заискивающим, тоном. — Вы какбудто можете пролить свет на одно пока неясное для меня обстоятельство.Надеюсь, наши маленькие разногласия давно забыты. Что было, то прошло. Помнитемою дочку? Как время летит! Она уже мать!

В своем неведении мистер Миглз избрал самыйнеудачный из всех возможных предметов разговора. Он помолчал, ожидая изъявленийинтереса, но так и не дождался.

— Это и есть обстоятельство, о котором выжелали со мною беседовать? — холодно спросила она после некоторого молчания.

— Нет, нет, — возразил мистер Миглз. — Нет.Просто я думал, что по вашей природной доброте…

— Вы, кажется, уже знаете, — перебила она сусмешкой, — что на мою природную доброту рассчитывать не стоит.

— Не говорите так, — сказал мистер Миглз. — Вынесправедливы к себе. Но перейдем к делу. — Мистер Миглз чувствовал уже, чтоего окольный подход ничуть ему не помог. — Я слыхал от моего друга мистераКленнэма, который, к моему прискорбию — и, верно, вашему тоже, — серьезноболен…

Он снова помолчал, но снова ничего не услышалв ответ.

— …что вам был знаком некто Бландуа, недавнопогибший вследствие несчастного случая в Лондоне. Нет, нет, поймите меняправильно! Я знаю, что это было всего лишь случайное знакомство, — добавилмистер Миглз, искусно предупреждая возглас негодования, который явно готов былсорваться с уст мисс Уэйд. — Я все очень хорошо знаю! Всего лишь случайноезнакомство. Но вот о чем я хотел бы спросить вас. — В голосе мистера Миглзаснова зазвучали вкрадчивые нотки. — Когда он последний раз возвращался вАнглию, не дал ли он вам на сохранение шкатулку или сверток с бумагами — или,может быть, просто пачку бумаг — с тем, что в скором времени вернется за ними?Ответьте, прошу вас, это очень важно.

— Очень важно? — повторила она. — А для коговажно?

— Для меня, — сказал мистер Миглз. — И нетолько для меня, но и для мистера Кленнэма, и для некоторых других. Ясовершенно уверен, — продолжал мистер Миглз, в мыслях которого первое местонеизменно принадлежало Бэби, — что вы не можете дурно относиться к моей дочери;никто не может. Так вот, это и для нее важно, поскольку дело касается особы, скоторой она связана тесной дружбой. Вот почему я позволил себе обеспокоить вас,и снова повторяю свой вопрос: давал этот человек вам что-либо на сохранение?

— Честное слово, — сказала мисс Уэйд, — всекак будто сговорились засыпать меня вопросами относительно человека, которого яоднажды наняла для особого поручения, заплатила ему за труды и больше его вглаза не видела.

— Помилуйте, сударыня, — возразил мистер Миглз.— Помилуйте, что ж тут такого, ведь это самый простой вопрос, и вам решительноне из-за чего сердиться. Бумаги, о которых идет речь, не принадлежали этомучеловеку, были им мошеннически присвоены и могут навлечь незаслуженныенеприятности на того, у кого они находятся, так как законные владельцы,естественно, ищут их. Он проезжал через Кале, направляясь в Лондон, а у негобыли веские причины не брать документы с собой, но оставить их там, где емулегко будет получить их в случае надобности; доверить же их человеку своейпороды он бы не решился. Скажите же, не у вас ли эти бумаги? Даю вам слово, яменьше всего на свете хотел бы вас обидеть. Мой вопрос обращен лично к вам, ноне потому, что вы — это вы. Я мог бы обратиться с ним к кому угодно, да и обращалсяуже не раз. Не у вас ли эти бумаги? Не оставил ли он их вам на сохранение?

— Нет.

— И вы о них ничего не знаете, мисс Уэйд?

— Ничего решительно. Вот вам ответ на вашстранный вопрос. Никаких бумаг этот человек мне не оставлял, и я ничего о нихне знаю.

— Ясно, — сказал мистер Миглз, поднимаясь. —Очень жаль, но что ж поделаешь. Прошу извинить за беспокойство. Как Тэттикорэм,мисс Уэйд? Здорова ли она?

— Гарриэт? Да, она здорова.

— Опять меня привычка подвела, — сказал мистерМиглз, принимая поправку к сведению. — Никак я, видно, от нее не отделаюсь.Может, если рассудить хорошенько, не надо было, в самом деле, давать девочкетакое звонкое имя. Но когда от всего сердца хочешь кому-либо добра, так ведь невсегда рассуждаешь при этом. Передайте ей привет от старого друга, мисс Уэйд, —если у вас нет возражений.

Она ничего не сказала в ответ, и мистер Миглз,выйдя из этой унылой комнаты, которую его доброе лицо озаряло, точно солнце,поспешил вернуться в гостиницу, к ожидавшей его миссис Миглз. «Плохо дело,мамочка, — сказал он ей, — опять неудача». В тот же вечер лицо мистера Миглзасияло уже на пакетботе, плывшем в Лондон, а назавтра оно озарило тюрьмуМаршалси.

Когда с наступлением сумерек папа и мама Миглзподошли к воротам тюрьмы, дежурным сторожем оказался верный Джон. Он им сказал,что мисс Доррит сейчас нет в тюрьме; но она была утром и вечером придет опять,она каждый вечер приходит. Здоровье мистера Кленнэма поправляется медленно;Мэгги, миссис Плорниш и мистер Баптист по очереди ухаживают за ним. Мисс Дорритнепременно придет до закрытия ворот. Если угодно, они могут подождать еенаверху, в квартире смотрителя, где ей отведена комната на это время. Опасаясьвзволновать больного своим неожиданным появлением, мистер Миглз решил дождатьсяКрошки Доррит, и супруги поднялись в указанную им комнату, окно которойвыходило на тюремный двор.

Мрачная теснота тюрьмы так подействовала наобоих, что у миссис Миглз подступили к горлу слезы, а мистер Миглзпочувствовал, что ему не хватает воздуху. Он принялся расхаживать из угла вугол, отдуваясь и усиленно обмахиваясь носовым платком — от чего толькозадыхался еще больше. Вдруг скрип отворяемой двери заставил его оглянуться.

— Господи твоя воля! — воскликнул мистерМиглз. — Это не мисс Доррит. Мамочка, да ты взгляни! Тэттикорэм! Она самая. А вруках она держала железную шкатулку примерно в два квадратных фута величиной.Точно такую шкатулку видела Эффери Флинтвинч в первом из своих снов — ей тогдаприснилось, будто Двойник взял эту шкатулку под мышку и унес из старого дома. ИТэттикорэм поставила ее на пол у ног своего прежнего господина; и Тэттикорэмсама бросилась на колени рядом с нею и, плача, не то от горя, не то от радости,твердила:

— Простите, добрый мой господин; примите меняопять к себе, добрая моя госпожа; вот то, что вы искали!

— Тэтти! — воскликнул мистер Миглз.