Покинув уродливое здание конторы, Гарнердвинулся вдоль Конгресс-стрит к капитолию. Впереди, у монумента героическимженщинам Юга, он увидел группу членов Клана, которыми руководил мужчина смегафоном. Десять – двенадцать человек в белых с красным балахонах суетились уступеней гранитной лестницы. Гудмэн намеренно сделал небольшой крюк, чтобыпройти вплотную и бросить какую-то безобидную фразу их распорядителю. Теперь,возвратившись в Чикаго, он будет иметь все основания похвастаться передколлегами тем, что беседовал с одним из главарей Клана.

Двое ожидавших губернатора репортеров синтересом следили за возней у подножия монумента. Возле массивных деревянныхдверей капитолия Гарнер нагнал команду телевизионщиков.

В приемной Мона Старк сухо объяснила: егочесть в данную минуту занят и принять мистера Гудмэна не может. Не устроит лиего беседа с мистером Ларримуром? Выглядела мисс Старк несколько подавленной, иэто несказанно обрадовало юриста. Вслед за дамой он с готовностью зашагал покоридору.

Хозяин кабинета разговаривал по телефону. “Ужне на звонок ли моих аналитиков он отвечает?” – подумал Гарнер и, повинуясьжесту Ларримура, покорно опустился на стул. Мона Старк оставила мужчин одних.

– Доброе утро, – проговорил Ларримур, кладятрубку. Гудмэн с достоинством кивнул:

– Благодарю за то, что согласились провестислушание. В свете сказанного губернатором в среду мы уже не ждалиположительного ответа.

– Губернатор испытывает сейчас на себечудовищное давление, как, впрочем, и мы все. Готов ли ваш клиент рассказать освоем сообщнике?

– Нет. Пока его позиция не изменилась.Ларримур сокрушенно покачал головой:

– Какой тогда смысл в слушании? Идти науступки мы не намерены, мистер Гудмэн.

– Мой коллега работает с Сэмом. Мы пытаемсяубедить его. Слушание все-таки должно состояться. Надеюсь, Кэйхолл передумает.

В тиши кабинета резко зазвенел телефон, иЛарримур раздраженно поднял трубку.

– Нет, это не приемная губернатора. С кем имеючесть? – Он записал на листке бумаги имя и номер говорившего. – Я его советникпо юридическим вопросам. Да, не сомневаюсь, конечно же, вы голосовали загубернатора. Спасибо за звонок, мистер Харт. Непременно извещу. Всего доброго.

Он аккуратно положил трубку.

– Вот, пожалуйста. Некий Гилберт Харт изДамэса, Миссисипи. Просит губернатора помиловать осужденного. Телефоны сошли сума!

– Что, много звонков? – сочувственно спросилГудмэн.

– Вы не поверите.

– В поддержку Кэйхолла или против?

– Где-то пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал.

Вновь сняв трубку, Ларримур набрал номермистера Харта из Дамэса, Миссисипи. На противоположном конце провода к телефонуникто не подходил.

– Странно. Человек только что говорил со мной,оставил номер, а теперь там никто не отвечает.

– Наверное, вышел. Попробуйте позвонитьпозднее. Гарнер исходил из того, что позднее у его собеседника просто не будетвремени заниматься подобной чепухой. Вчера, после первого часа работы, Гудмэнвнес в процесс небольшое уточнение: прежде чем назвать оператору свой номер,аналитик должен был убедиться, что на звонки абонент не ответит. Такаяпредусмотрительность надежно защищала его помощников от опасного любопытствакакого-нибудь прыткого чиновника.

– Сейчас я готовлю повестку дня слушания, –сообщил Ларримур. – Скорее всего оно состоится в комнате для заседаний комиссиипо бюджету.

– Слушание будет закрытым?

– Нет. А что, у вас с этим какие-то проблемы?

– Осталось всего четыре дня, мистер Ларримур.Проблемы у нас буквально со всем. Но последнее слово за губернатором. Мы весьмапризнательны за то, что он дал согласие.

– Номер вашего телефона мне известен, как ивам – моего. Держите меня в курсе.

– Я никуда не уеду из Джексона до самогоконца.

Они пожали друг другу руки, и Гудмэн вышел изкабинета. Покинув здание, Гарнер опустился на теплые гранитные ступени, чтобы втечение минут двадцати с интересом понаблюдать за пикетировавшими капитолийчленами Клана.

Несмотря на спрятанный в домашнем сундукебелоснежный балахон, Донни Кэйхолл старался держаться подальше от толпившихсяна лужайке перед воротами Парчмана куклуксклановцев. За действиями протестующихбдительно следили члены специального отряда Национальной гвардии. Чуть встороне от бело-голубой палатки расположилась группа скинхедов, рядом с нимитоптались крепкие парни в коричневых рубашках. Вызывающего вида молодые людиразмахивали транспарантами, на которых были грубо намалеваны лозунги вподдержку узника совести Сэма Кэйхолла.

Понаблюдав пару минут за красочным спектаклем,Донни направил машину на стоянку у домика охраны. Поскольку имя его значилось всписке, администрация тюрьмы прислала за посетителем мини-автобус. Девять споловиной лет Донни старался регулярно навещать брата, однако, как он со стыдомбыл вынужден признаться себе, их последняя встреча состоялась почти два годаназад.

Из четверых братьев Кэйхолл шестидесятилетнийДонни был самым молодым. Следуя примеру отца, все четверо еще подросткамивступили в Клан. Решение это далось им просто: так требовали традиции семьи.Позже Донни пошел служить в армию, воевал в Корее и успел немало поездить помиру. Со временем интерес к пылающим крестам у него пропал, и, покинув в 1961году родной штат, Донни перебрался в Северную Каролину, нашел там неплохуюработу на мебельной фабрике. Жил он сейчас в окрестностях Дёрхама.

Каждый месяц Донни отправлял в Парчман блоксигарет и небольшую сумму денег. Пару-тройку раз братья обменялись письмами, нопоскольку эпистолярный жанр внушал обоим отвращение, переписка заглохла. О том,что ближайший родственник Донни оказался на Скамье, в Дёрхаме знали всегочетыре человека.

У дверей Семнадцатого блока его обыскали ипровели в “гостиную”. Минут через пять туда же вошел Сэм. Братья крепкообнялись, а когда разжали объятия, то в глазах друг у друга с недоумениемзаметили слезы. Сложением и ростом оба были почти одинаковы, только Сэмвыглядел лет на двадцать старше. Он присел на край стола, Донни опустился настоявший рядом стул. Оба закурили.

– Есть что-нибудь обнадеживающее? – последолгого молчания спросил Донни, уже зная ответ.