Она была не одна; кругом нее было четверо маленьких детейКапернаумова. Софья Семеновна поила их чаем. Она молча и почтительно встретилаСвидригайлова, с удивлением оглядела его измокшее платье, но не сказала нислова. Дети же все тотчас убежали в неописанном ужасе.

Свидригайлов сел к столу, а Соню попросил сесть подле. Таробко приготовилась слушать.

– Я, Софья Семеновна, может, в Америку уеду, – сказалСвидригайлов, – и так как мы видимся с вами, вероятно, в последний раз, то япришел кой-какие распоряжения сделать. Ну, вы эту даму сегодня видели? Я знаю,что она вам говорила, нечего пересказывать. (Соня сделала было движение ипокраснела.) У этого народа известная складка. Что же касается до сестриц и добратца вашего, то они действительно пристроены, и деньги, причитающиеся им,выданы мною на каждого, под расписки, куда следует, в верные руки. Вы, впрочем,эти расписки возьмите себе, так, на всякий случай. Вот, возьмите! Ну-с, теперьэто кончено. Вот три пятипроцентные билета, всего на три тысячи. Это вывозьмите себе, собственно себе, и пусть это так между нами и будет, чтобы никтои не знал, что бы там вы ни услышали. Они же вам понадобятся, потому, СофьяСеменовна, так жить, по-прежнему, – скверно, да и нужды вам более нет никакой.

– Я-с вами так облагодетельствована, и сироты-с, ипокойница, – заторопилась Соня, – что если до сих пор я вас мало такблагодарила, то… не сочтите…

– Э, полноте, полноте.

– А эти деньги, Аркадий Иванович, я вам очень благодарна, ноя ведь теперь в них не нуждаюсь. Я себя одну завсегда прокормлю, не сочтитенеблагодарностью: если вы такие благодетельные, то эти деньги-с…

– Вам, вам, Софья Семеновна, и, пожалуйста, без особенныхразговоров, потому даже мне и некогда. А вам понадобятся. У Родиона Романовичадве дороги: или пуля в лоб, или по Владимирке. (Соня дико посмотрела на него изадрожала.) Не беспокойтесь, я все знаю, от него же самого, и я не болтун;никому не скажу. Это вы его хорошо учили тогда, чтоб он сам на себя пошел исказал. Это ему будет гораздо выгоднее. Ну, как выйдет Владимирка – он по ней,а вы ведь за ним? Ведь так? Ведь так? Ну, а коли так, то, значит, деньги вот ипонадобятся. Для него же понадобятся, понимаете? Давая вам, я все равно что емудаю. К тому же вы вот обещались и Амалии Ивановне долг заплатить; я ведьслышал. Что это вы, Софья Семеновна, так необдуманно всё такие контракты иобязательства на себя берете? Ведь Катерина Ивановна осталась должна этойнемке, а не вы, так и наплевать бы вам на немку. Так на свете не проживешь.Ну-с, если вас когда кто будет спрашивать, – ну завтра или послезавтра, – обомне или насчет меня (а вас-то будут спрашивать), то вы о том, что я теперь квам заходил, не упоминайте и деньги отнюдь не показывайте и не сказывайте, чтоя вам дал, никому. Ну, теперь до свиданья. (Он встал со стула.) РодионуРоманычу поклон. Кстати: держите-ка деньги-то до времени хоть у господинаРазумихина. Знаете господина Разумихина? Уж конечно, знаете. Это малый таксебе. Снесите-ка к нему, завтра или… когда придет время. А до тех пор подальшеспрячьте.

Соня также вскочила со стула и испуганно смотрела на него.Ей очень хотелось что-то сказать, что-то спросить, но она в первые минуты несмела, да и не знала, как ей начать.

– Как же вы… как же вы-с, теперь же в такой дождь и пойдете?

– Ну, в Америку собираться, да дождя бояться, хе! хе!прощайте, голубчик, Софья Семеновна! Живите и много живите, вы другимпригодитесь. Кстати… скажите-ка господину Разумихину, что я велел емукланяться. Так-таки и передайте: Аркадий, дескать, Иванович Свидригайловкланяется. Да непременно же.

Он вышел, оставив Соню в изумлении, в испуге и в каком-тонеясном и тяжелом подозрении.

Оказалось потом, что в этот же вечер, часу в двенадцатом онсделал и еще один весьма эксцентрический и неожиданный визит. Дождь все еще непереставал. Весь мокрый, вошел он в двадцать минут двенадцатого в теснуюквартирку родителей своей невесты, на Васильевском острове, в третьей линии, наМалом проспекте. Насилу достучался и вначале произвел было большое смятение; ноАркадий Иванович, когда хотел, был человек с весьма обворожительными манерами,так что первоначальная (хотя, впрочем, весьма остроумная) догадка благоразумныхродителей невесты, что Аркадий Иванович, вероятно, до того уже где-нибудьнахлестался пьян, что уж и себя не помнит, – тотчас же пала сама собою.Расслабленного родителя выкатила в кресле к Аркадию Ивановичу сердобольная иблагоразумная мать невесты и, по своему обыкновению, тотчас же приступила ккой-каким отдаленным вопросам. (Эта женщина никогда не делала вопросов прямых,а всегда пускала в ход сперва улыбки и потирания рук, а потом, если надо былочто-нибудь узнать непременно и верно, например: когда угодно будет АркадиюИвановичу назначить свадьбу, то начинала любопытнейшими и почти жаднымивопросами о Париже и о тамошней придворной жизни и разве потом уже доходила попорядку и до третьей линии Васильевского острова.) В другое время все это, конечно,внушало много уважения, но на этот раз Аркадий Иванович оказался как-тоособенно нетерпеливым и наотрез пожелал видеть невесту, хотя ему уже и доложилив самом начале, что невеста легла уже спать. Разумеется, невеста явилась,Аркадий Иванович прямо сообщил ей, что на время должен по одному весьма важномуобстоятельству уехать из Петербурга, а потому и принес ей пятнадцать тысячрублей серебром в разных билетах, прося принять их от него в виде подарка, таккак он и давно собирался подарить ей эту безделку пред свадьбой. Особеннологической связи подарка с немедленным отъездом и непременною необходимостьюприйти для того в дождь и в полночь, конечно, этими объяснениями ничуть невыказывалось, но дело, однако же, обошлось весьма складно. Даже необходимые оханьяи аханья, расспросы и удивления сделались как-то вдруг необыкновенно умеренны исдержанны; зато благодарность была выказана самая пламенная и подкреплена дажеслезами благоразумнейшей матери. Аркадий Иванович встал, засмеялся, поцеловалневесту, потрепал ее по щечке, подтвердил, что скоро приедет, и, заметив в ееглазах хотя и детское любопытство, но вместе с тем и какой-то очень серьезный,немой вопрос, подумал, поцеловал ее в другой раз и тут же искренно подосадовалв душе, что подарок пойдет немедленно на сохранение под замок благоразумнейшейиз матерей. Он вышел, оставив всех в необыкновенно возбужденном состоянии. Носердобольная мамаша тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторыеважнейшие недоумения, а именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек сделами и со связями, богач, – бог знает что там у него в голове, вздумал ипоехал, вздумал и деньги отдал, а стало быть, и дивиться нечего. Конечно,странно, что он весь мокрый, но англичане, например, и того эксцентричнее, да ивсе эти высшего тона не смотрят на то, что о них скажут, и не церемонятся.Может быть, он даже и нарочно так ходит, чтобы показать, что он никого небоится. А главное, об этом ни слова никому не говорить, потому что бог знаетеще что из этого выйдет, а деньги поскорее под замок, и, уж конечно, самоелучшее во всем этом, что Федосья просидела в кухне, а главное, отнюдь, отнюдь,отнюдь не надо сообщать ничего этой пройдохе Ресслих и прочее и прочее.Просидели и прошептались часов до двух. Невеста, впрочем, ушла спать гораздораньше, удивленная и немного грустная.