время не запустили сердце – всё. Но на шестнадцатой минуте уловили несколько слабых сердечных тонов, быстро загрузили в мобильный кувез и увезли. А мне осталось только ободрять и успокаивать родильницу: «Он ещё может восстановиться, давай надеяться, что всё будет хорошо…»

Не знаю, как я это пережила. Не знаю, как переживает это взрослая, умная женщина, на руках которой – уже не первый год – ребёнок, в просторечии называемый овощем. Не знаю, как переживает это её прекрасный чуткий муж. Они думают, что мальчику повредили череп, когда выдавливали.

Главное, что не перестаёт терзать, вызывая порой тяжелейшие страдания, – неотвязные мысли: могла ли я взять на себя ответственность – на что в роддоме не имею никакого права – и никого не звать? Мы с ней сидели в темноте, она меня обнимала, и всё продвигалось… А вдруг, если бы я никого не позвала, мы бы так и родили – как сходили в туалет? Вдруг?..

И дальше мучительная развилка – ведь могло случиться и так, что я никого бы не позвала, но потом всё произошло так же сложно: тогда действительно осталась бы целиком и полностью виновата, нарушив все протоколы.

Этот груз со мной навсегда.

Глава 90

Про девочек-отличниц

Не раз приходилось сталкиваться со специфическим типом беременных – чаще всего умных и осознанных. Они отлично понимают, зачем нужны естественные роды, читают правильные книги и очень стараются. На приём приходят подготовленными, с детально прописанным планом на роды, перечнем дополнительных вопросов и аккуратной, листик к листику, папкой с анализами. Они открыты и готовы про всё рассказать. На первой же встрече видно, что они уже много чего знают про акушерство, весьма неплохо разбираются в родах и фактически ищут только того, кто будет в них с ними рядом.

Одна такая девочка с горящими глазами говорила мне: «Я волевая и сильная, я буду делать всё, что вы скажете!»

На первый взгляд подобные женщины очень симпатичны и, если можно так выразиться, благоприятны. Они приходят с решимостью, с энергией и желанием быть молодцом, умницей, героем. Кажется, что вот-вот, как только наступят роды, весь их героизм, воля и силы будут брошены куда нужно. В представлении большинства людей – и особенно женщин – в родах необходимо проявить то самое великое терпение, всю себя направить в ту самую правильную энергию, когда роженица думает не о себе, а о ребёнке. И она обязана стать бойцом!

Когда я начинала работать, представлялось, что именно таким и должен выглядеть настрой на роды. И вот почему: когда моё поколение убегало в домашние роды, мы тоже воевали. Мы действительно шли против системы, не хотели слушать женскую консультацию или сдаваться в роддом, работавший в жёсткой, подавляющей тюремной идеологии. Возникало какое-то подспудное ощущение противостояния, борьбы с рутиной, прессингом, равнодушием и жестокостью. И когда перед тобой люди в белых халатах, должен звучать только один ответ: нет!

Но когда в родах остаёшься наедине с собственным телом – тут ты уже совсем не боец. Здесь требуется другое. Нужно всему своему существу, всей своей натуре сказать: да!

Именно это я и прочувствовала на уровне интуиции, как другие – не знаю. Неоднократно слышала от коллег совсем другие точки зрения – что и к самим родам нужно приближаться с боевым духом, и проживать их так же. Возможно, отсюда и длинные трудные роды, проходящие в ненужной борьбе с ветряными мельницами.

Но сначала это виделось моим личным открытием, персональным рецептом, которого я не слышала от других. И сама верила: если и не всем, но многим, собираясь в роды, нужно готовиться к бою, аккумулировать для них всю энергию.

Теперь (и довольно давно) у меня кардинально иное мнение насчёт пресловутых силы и воли.

Пришла однажды беременная, проходившая подготовку у моих коллег, которых очень ценю и уважаю. Знаю, что они правильно готовят к родам. Акушерки того же мировоззрения, с теми же принципами и приоритетами. Почему девочка от них попала ко мне, уже не помню, но не суть.

Моментально сразила фантастически скомпонованной папкой, полной аккуратных файлов с анализами и исследованиями. Казалось, вся эта канцелярия приехала прямиком из магазина – всё идеально новое, все листы белоснежные, словно только что из типографии, даже почудилось, что ещё тёплые. И пользоваться невероятно удобно – в восторге листала историю беременности: как же круто, когда не нужно рыться в расползающихся бумажках!

Удивил и запредельный порядок в вещах, собранных для роддома, – сумки образцово-показательные, тщательно уложенные, всё удобно, понятно, подписано, рассортировано по отдельным пакетикам. Подумала – сфотографировать бы как идеальный образец родильных сумок!

А сама девочка выглядела очень терпеливой. Никаких жалоб, никакого нытья. Схватки переживала – так и просится это слово – мужественно, с героическим выражением лица.

Они с мужем заехали за мной по пути в роддом. По её активному дыханию и поведению я предположила раскрытие в пять-шесть сантиметров. Вот только на осмотре оказалось, что палец еле входит. А девочка сильно героически переносила самое начало родов и дышала так, будто уже скоро родит.

Но никто не унывал. Схватки шли сильные, частые, и я надеялась, что мы будем двигаться дальше. Стали заниматься обычными роддомовскими делами: набирать ванну, делать клизму, устраиваться и распределяться в пространстве палаты.

Сначала удивила, а потом и насторожила одна мелочь.

Для влагалищных осмотров в роддоме пользовались касторовым маслом – обычные коричневые, ещё советского образца пузырьки с завинчивающейся крышечкой. А под ней тугая пробка, которую очень сложно поддеть всегда коротко обрезанным у практикующих медиков ногтем. Обычно я, с трудом откупорив неудобную ёмкость, потом так и оставляла её открытой на столике.

То же самое сделала и сейчас. Но, отвлёкшись, спустя какое-то время увидела, что пузырёк снова с крышечкой, под которой обнаружилась ещё и тщательно, до упора втиснутая обратно пробка. С лёгкой досадой опять открыла, но потом снова нашла пузырёк закупоренным.

Стало любопытно. Специально открывала пузырёк, а потеряв из виду, находила завинченным и с пробкой. После третьего раза картина прояснилась.

Девочка стоически терпела схватки тринадцатый час подряд: не жалуясь, не хныкая, не ноя. А заодно с маниакальной настойчивостью патологического перфекциониста вновь и вновь задраивая несчастный пузырёк, явно не отвечавший её представлениям о допустимом уровне вселенской энтропии.

Время текло, но шейка оставалась закрытой – в точности как пузырёк с касторкой. Доктор сказала, что пора уже что-то делать: мы не можем полсуток находиться в таких активных схватках без какого-либо прогресса. Они и