Я замолчала, и королева молчала тоже.

— Моя… — я чуть было не сказала "наставница" и чуть было не выругалась вслух по этому поводу. — Леди Адриана Сейкен, вы же наверняка знаете эту историю, она вроде как могла создавать магов из обычных людей. Я видела её работу, но я маг смерти, в общем, ну… я тоже могу так, но наоборот.

Кратко и ёмко не вышло. Я вздохнула и по-собачьи выжидательно уставилась в лицо королевы:

— Я могу попробовать снять проклятие вместе с даром вообще.

Не выдержала и отвела взгляд. С моей точки зрения, здесь вообще не было никакого выбора и не могло быть. Но что я понимала, если уж на то пошло?

— Может быть… — начала королева, а я крайне невежливо пожала плечами.

— Может. Но вы же только что потеряли Его Величество. Вы знали, как он мучился… Но решать Вам. Можно прервать эту цепочку. Потом Его Высочество женится на одарённой девушке, и у его детей будет шанс…

— Это против установленных правил.

— Я их не знаю. Никогда не любила правила, — стараюсь держать спину ровно и не пожимать плечами, но всё равно получается из рук вон плохо.

— Это ты подняла ворону и отправила её во дворец? — вдруг спросила королева, а я кивнула. И отчего-то добавила:

— Извините за разбитое стекло, ну и вообще…

Леди Триана вдруг улыбнулась, всё так же устало и печально. Но всё-таки это была улыбка.

— Странно. С самого рождения Асверуса осматривало множество целителей. Магов всех направлений. Кроме того, у него было несколько гувернанток и гувернёров, учителей и наставников. Но почему-то он увидел тебя и уже полгода твердит мне о том, что только ты и сможешь его вылечить, когда он заболеет, как папа. Тут эта ворона свалилась нам на головы, Верея мне чуть ли под юбку не забилась, а Асвер и говорит: не бойся, сестрёнка, это наша магиния вернулась.

"Магиния" смущённо потопталась на месте. Шмыгнула носом. И почти-почти вытерла его рукавом.

***

Не знаю, можно ли было считать выполненным моё размытое и расплывчатое обещание, данное леди Сейкен "продолжить её дело". Формально никого я не воскресила и, сказать по правде, не собиралась. Однажды, как и всех, жизнь столкнёт меня с невосполнимой потерей или утратой, и соблазн бросить все свои силы на то, чтобы вычерпать океан горя дарованной мне силой будет слишком велик. Но леди были права, хотя, вероятно, и не ведала этого: максимум, кого мы могли бы перевести с одной стороны на другую — мы сами.

Никогда ранее мне не доводилось выжигать магические плетения целиком, под корень. Естественно, стороннему наблюдателю это не было и не могло быть заметным, но я-то чувствовала и отвратительный кислый привкус во рту, и мерзкий палёный запах, и нарастающую головокружительную слабость. Даже убивать бедную ворону — а это пришлось сделать по сути дважды, не оставлять же было парить умертвие над головами горожан — не было столь отвратительно. К тому же огонь рвался на волю, сцеживаемый по капле, он жёг меня изнутри.

Сколько бы я не повторяла себе, что это во благо, так или иначе — во благо — огонь не хотел уничтожать нечто себе подобное. Я не могла определить стихийную направленность дара маленького принца, не могла и не хотела, пусть бы он оставался для меня чем-то абстрактным, вредоносным, чужеродным. Не той дорожкой из мира обыденности в мир чудесного и прекрасного, которая недоступна ни воле бедняка, ни воле принца, если уж её нет — то нет.

Не знаю, что выбрал бы сам принц, если бы мог выбирать. И вспомнит ли он меня ещё добрым словом…

Не помню, как меня отвели — или отнесли — обратно в гостиницу. Собирались оставить во дворце, но я едва не подожгла комнату. Моё уже привычное выпотрошенное состояние, сильно напоминающее алкогольное то ли опьянение, то ли отравление, не помешало адьюту наложить все требуемые клятвы, печати и ограничения, касающиеся неразглашения, а одной почти дипломированной магинии — немножечко побуянить, требуя, чтобы её оставили в покое. И её оставили. Не помню, сколько я провалялась в своей скромной гостиничной комнатке, а когда наконец выползла на свет, помятая и серая, точно весенняя моль, хозяйка покосилась на меня с благоговейным трепетом. Уж не знаю, что люди адьюта ей наплели, но, очевидно, были весьма убедительны.

По крайне мере, когда я заикнулась о продлении комнаты и оплате, она резко зазаикалась и принялась жарко уверять меня в том, что ей ничегошеньки не надо, что в случае необходимости она же мне и доплатит за радость видеть среди своих жильцов в ближайшее столетие.

Поскольку финал моего феерического и не имеющего прецедентов в истории "магичиния" по снятию столь глобального проклятия и дара одновременно оказался смазанным и бледным по той простой причине, что я к тому моменту почти лишилась чувств и сознания, подспудно я каждый день ждала… чего-то. Королевской благодарности. Королевского гнева. Ну, хоть чего-нибудь! Но было тихо. Как будто я моментально перестала быть хоть кому-нибудь нужной или важной. А ведь я даже не узнала, какой был итог…

Итог коронации я пыталась выяснить у достопочтимой леди Крайи, но она только с недоумением пожимала плечами. Мысль о том, что "что-то может пойти не так" в принципе не приходила к ней в голову. От ни в чем не повинной женщины я отстала, решив, что покой и одиночество и есть моя награда за проделанную работу. Если бы что-то пошло не так, если бы принцу стало, допустим, хуже, меня бы уже давно за шиворот приволокли обратно, за адьютом бы не заржавело.

Нет, так нет. А свои обиды и любопытство надо засунуть куда подальше, и подумать, что делать теперь.

Нужно увидеться с отцом. Поеду-ка я на хутор, раз я теперь совершенно свободна. Свободна до оглушающего чувства пустоты в голове. Свободна… Представляю, как встретит меня отец. Вернулась, называется, дочка, выучилась. На каникулы её не отпускали. Диплом не получила. Переспала с парнем, а потом от него сбежала, потому что тот видеть её не хочет, потому что до этого…

Впрочем, последнее рассказывать, конечно, не обязательно. Остаётся только надеяться, что эта самая ночь пройдёт без последствий, потому что о них я, конечно же, подумала уже куда позже, да и Габриэлю думать особо не давала.

Интересно, что чувствовала Корнелия, когда узнала о том, что у неё будет ребёнок? Страх, разочарование или, может быть, радость и предвкушение? Не знаю. Даже предполагать не могу.

И даже думать не хочу о чём-то подобном для себя! И отцу я ничего говорить не буду, хотя о Габриэле он, разумеется, спросит. А по моему лицу все читают ответы, как на бумаге.

После коронации и дня рождения принца Асверуса прошло несколько дней, и я, наконец-то, спустилась вниз, чтобы попрощаться с доброй хозяйкой.

— Мисс Джейма, мисс Джейма! — миссис Крайя прижала к пунцовым щекам ладони. — А ведь вам вчера письмо принесли, только я вас будить не хотела.

— Письмо? — изумилась я, и сердце против воли заколотилось сильнее. — Кто принёс, что сказали?