– Я отказываюсь клясться, – снова шепот, дрожащий и жалкий.

– Говори громче, я тебя не слышу.

– Я отказываюсь клясться! – слова вырвались вместе с рыданиями.

Фриг до крови прикусила дрожащую губу и бросилась из комнаты, громко хлопнув дверьми. Так что материнское: «Пошла прочь!»– потерялось в шуме.

Проскочив анфиладу комнат, бывших покоями Леди Хелл, Фриг вылетела в коридор. Нога ее запнулась о порог, и Фриг больно ударилась о пол. Теперь она и сама чувствовала себя сломанной куклой. Ненужной. Брошенной.

Она попробовала подняться, но ни руки, ни ноги ее не слушались. Все тело тряслось, как в ознобе. Фриг лежала, прислонившись лбом к холодному полу, а слезы капали на него, растекаясь лужицами.

В голове грозовыми раскатами билась одна и та же мысль – мать никогда ее не любила.

Вереск качался в такт ее дыханию, все тише и тише. Дождь падал с неба, но растворялся, не касаясь земли. Каждая капля обжигала кожу Фреи холодом.

Где-то далеко был дом, с камином, с мягкими одеялами, с горячим чаем. Но Фрея не могла уйти с поля, словно вросла в землю, став его частью. Она не понимала, почему поле не отпускает ее, ведь ей нужно было домой, там ждала мама.

– Давай, милая, просыпайся, – стоило только подумать о маме, как Фрея услышала ее голос откуда-то сзади. Вместе с ним по всему телу пробежала волна бодрящей энергии.

Фрея резко обернулась, а через мгновение уже открыла глаза, лежа дома на своей кровати. Мама держала ее за руку. Это прикосновение было настолько приятным, что Фрею потянуло снова закрыть глаза и раствориться в мягком тепле.

– Ну-ну, не засыпай, будет еще время выспаться, – мама пыталась говорить бодро, даже беззаботно, но Фрея отчетливо слышала тревожные нотки.

Свободной рукой мама старалась призвать Нить, раз за разом воспроизводя один и тот же жест – быстрый росчерк пальцем по воздуху. Но почему-то ничего не выходило.

– Да что же это такое, – пробормотала она, обращаясь то ли к Фрее, то ли к себе самой, – с утра не работает. Ладно, неважно, успею еще или от руки напишу.

Она обернулась к Фрее и посмотрела на нее таким взглядом, что в сердце защемило. Было в нем что-то предвещавшее бесконечно долгую разлуку.

– Сейчас нам нужно сделать кое-что важное.

«Нам?» – удивилась Фрея. Она не чувствовала ни рук, ни ног, а о том, чтобы пошевелить ими, и речи быть не могло, словно вместо тела у нее теперь был цельный кусок льда.

– Просто оставайся в сознании и делай, что я говорю.

Вторую руку мама поднесла ко лбу Фреи. На ладонях у нее были начертаны символы. Они мягко сияли, и Фрея засмотрелась на них. Ей казалось, что они переливаются, изменяются, извиваются, текут по маминой коже как река. Всю комнату заполнило их светом. Она таяла, растворялась в шуме дождя и вереска.

– Вот, значит, как ты видишь это.

Мама была на этом поле. Ее платье безжалостно трепал ветер, но она стояла недвижно и ровно. Рядом с Фреей.

– Послушай меня внимательно, – сказала она, и ее глаза, нежные как весенняя зелень, горели так же ярко, как символы на коже, – ты еще слишком мала, но я знаю, что о тебе есть кому позаботиться. Оставайся такой же доброй и смелой, но стань, пожалуйста, чуточку осмотрительней, так мне будет спокойнее. Суди людей только по их поступкам и никак иначе. Не позволяй никому управлять тобой и решать, как тебе жить. Не живи прошлым, но и не беги от него. Научись… отпускать.

Мама замолчала так резко, словно у нее перехватило дыхание. Фрея не понимала, что происходит, почему мама говорит ей это. Холод медленно отступал, но вместо него пришел страх.

Дождь закончился, но она чувствовала – вот-вот начнется новый, такой сильный, что смоет и их с мамой, и все поле. Нужно было уходить. Убегать.

Фрея хотела сказать это маме, но она приложила палец к губам, прося тишины.

– Я знаю, что ты боишься, но потерпи, все скоро закончится, – глаза мамы и символы на ее руках горели все бледнее, и сама она будто слабела, – думаю, ты и без моих наставлений вырастешь отличным человеком. Так что верь себе, и все будет хорошо.

Фрее совсем не хотелось расти без маминых наставлений, и она попыталась выразить это если не словами, то взглядом. Мама кивнула в ответ, но как-то обреченно, словно все понимала, но не могла ничего сделать.

– И последнее – прости, что не познакомила тебя с отцом. Я думала, так будет лучше, ну а теперь… наверстайте упущенное.

Она взъерошила Фрее волосы, рука оказалась совсем холодной. Дождь приближался, а ветер все сильнее трепал мамино платье. Когда очередной его порыв поднял подол выше, Фрея увидела, что вокруг ног матери обвились толстые колючие стебли. Она в ловушке.

Фрея чувствовала в себе странную силу, она будто кипела в венах, ударялась в виски вместе с кровью. Эта сила кричала ей бежать. Бежать так быстро, чтобы дождь не догнал ее. Но это значило оставить маму здесь совсем одну.

– И чего же ты медлишь? Дома тебя уже заждались. – Мама мягко взяла ее за плечи и развернула туда, где едва-едва виднелась деревня.

– А ты? – прошептала она.

– Я буду чуть позже, но ты не жди меня.

– Мне страшно.

– Ну что ты, ты ведь такая храбрая девочка.

Фрея бросила взгляд через плечо. Мама улыбалась тепло и искренне, но в поблекших глазах ее стояли слезы.

– Беги домой и не оборачивайся, – шепнула она.

И Фрея побежала. Ветер толкал ее в спину, а вереск расступался, как волны под кормой лодки. С каждым шагом аромат его становился все сильнее, все удушливей. За спиной рокотала гроза, и гром сливался с ударами сердца. Но вдалеке светило солнце. Все ярче и ярче. Все теплей и теплей.

Фрея бежала к нему, пока наконец не замерла, увидев Вечное дерево. Один золотой лист сорвался с его ветки, и Фрея поймала его на лету. Но он не остался в ее руке, а потянул за собой, увлекая все дальше и дальше туда, где был дом. Туда, где брезжило утро.

В тот день случилось так много всего, что Фриг не понимала, как это могло уложиться в одни сутки. Особенно если учесть, что половину всего времени она просидела, запершись в комнате.

Служанка проболталась, что Лорд вчера вернулся только вечером, усталый