– Представил, – сказал Морской Змей. По его тону быловидно, что он не протестует, – простоп р и в ы к а е т к только чтоуслышанному. – Но это ж – американский боевик...

– Ни черта подобного, – сказал Мазур. –Американский боевик – это три эффектных, но громоздких гранатомета на шее исовершенно ненужные пожарища до горизонта. Какие тут, к херам, менты исвидетели...

– Ну хорошо. Давай логично. Их много. Есть еще тот пакостныйстаричок с заимки, есть еще кто-то... Теперь ты мне объясни логично иаргументированно, почему тебе нужен скальп именно этого типа?

– Потому что до заимки и старичка – семь верст до небес ивсе лесом. А Прохор в Шантарске. Что, нелогично? Ну пойми ты! – вырвалосьу него чуть ли не с мольбой. – Тут как по Высоцкому – я должен хотького-нибудь убить... И ты – не тот субъект, который будет от таких слов приходитьв ужас, валерьянку по карманам шарить... Двадцать лет я ничего не просил, раз вжизни потянуло использовать служебное положение в личных целях. Ты не думай, ятебе не стану устраивать цирка и орать: мол, ты мне больше не друг. Столько летиз жизни не вычеркнешь. Я к тебе просто буду по-другому относиться. Или тебенаплевать? – Он опустил голову, помолчал, но закончил решительно: – Ипотом, уж прости, должок за тобой...

– Ниджила? – моментально среагировал Морской Змей, иМазуру показалось, что уголки губ у него опустились брезгливо.

В Ниджиле Мазур спас ему жизнь. Самым натуральным образом.После того как на тамошнем рейде ребятки Ван Клеена подорвали два сухогруза,Москва наконец просекла, что к чему, и туда срочно швырнули группу «морскихдьяволов», в которой Мазур был старшим, а Морской Змей его заместителем.«Тюлени», малость привыкнув к безнаказанности, решили совершенно по-советскиперевыполнить взятые обязательства – и пошли с минами к только что бросившемуякорь «Туапсе».

И напоролись на комитет по торжественной встрече. Наповерхности воды, конечно, не было не то что ряби – ни единого пузырька, кромесчитанных людей, никто в порту и не подозревал, что метрах в пятнадцати подусыпанной солнечными зайчиками морской гладью началась мясорубка. Это было всеравно, что драться в густом тумане – видимости никакой, под водой еще стояламутная взвесь, потому что один из подорванных транспортов под завязку был набитзерном, и все это не успело осесть на дно...

Мазур его спас – без малейших натяжек. Мазур былединственным, кто видел, как Змея оглушили, и он колышущейся тряпкой сталуходить в глубину. Успел разделаться с доставшимся ему «тюленем», кинутьсявдогонку и поднять Змея на поверхность – к превеликому изумлению торговцевбананами и эбеновыми статуэтками, крутившихся вокруг «Туапсе»...

– Ну что ты, – сказал Мазур. – Я ж не дешевка, проНиджилу тебе напоминать. Я про Никановича. Когда с ним пришлосьр е ш а т ь. Ты должен был, адмирал, правда? Попредварительному раскладу ролей. Только у тебя глазки вильнули и рученькаопустилась на пару миллиметров. Секунды решали, пришлось мне все на себя взять– из ребят никто и не заметил, только мы двое поняли и знаем только мы двое. Ябы тебе и не напомнил про тот должок...

А теперь вот, прости, приходится.

Они с неподвижными лицами долго смотрели друг другу в глаза.Потом адмирал встал, отряхнул бриджи, тихо бросил:

– Ладно. В темпе.

И решительно отвернулся, пошел прочь.

– Эй! – окликнул Мазур.

Морской Змей неторопливо повернулся, их разделяло метра три.Далеко от берега натужно тащилась моторка, на верхушке березы нелепымукрашением покачивался жирный ворон.

– Если задумал меня тут же спровадить в Питер, так искажи, – произнес Мазур. – Сразу скажи. Я все равно подчинюсь, неамериканский боевик играем, в самом-то деле...

Морской Змей неторопливо прошел разделявшее их расстояние,уткнул Мазуру в пуговицу на груди сильный палец и то ли с любопытством, то ли сгрустью сказал:

– Это ты мне, значит, впервые за двадцать лет не поверил?

– Извини, – пробормотал Мазур, глядя на доски причала,длинные, с облупившейся местами рыжей краской. – Такие уж игры пошли...

– Дать бы тебе в рыло, да адмиралу неуместно... Я тебя неинструктирую и ни о чем не предупреждаю. Не маленький. Иди и режь. Ежели этотебе облегчит душу. Только я тебе заранее скажу: потом будет еще муторнее.Потому что всякие обычаи хороши исключительно для породившего их века...Извини, что говорю красиво, но адмиралу вроде бы и полагается цветистостиизрекать...

Забинтованные пальцы уже не болели – только временамимастерски снятая кожа чуточку ныла, подергивающее зуденье распространялось кладони, так и тянуло яростно почесать, но Мазур крепился. Голова быласовершенно ясная, даже чересчур, – ему порой казалось, что под ногами неощущается земли, словно бы плыл над асфальтом, легонько отталкиваясь кончикамипальцев. Но, если не считать этой странной невесомости, возникавшей ипропадавшей совершенно неожиданно, Мазур не чуял в себе никаких изменений.Прекрасно понимал, что означают беглые взгляды Лымаря, изучающие и уклончивые,однако сам готов был спорить на что угодно: никакого безумия, ни единогопризнака. Все зависит от точки зрения. Не так уж много времени прошло с техпор, когда желание отомстить считалось самым что ни на есть естественным, малотого – долгом настоящего мужчины. А кое-где и сейчас считается. Уж Лымарюследовало бы знать – сам побывал в таких местах. И тяга отомстить, владевшаясейчас Мазуром, – еще не самая диковинная глупость в сегодняшней России,господа... В конце концов, не он начал древнюю игру и не он провозгласил ееизначальной...

– Внимание, вышла, – негромко сказал Голем.

– Вижу, – откликнулся Мазур, не поворачивая к немуголовы.

– Вплотную один пасет. Один, точно.

– Ага. Фиксирую. Благо работает грубовато…

Молодая женщина в синем плаще, с копной рассыпавшихся поспине золотистых волос, обошла крохотную синюю «Оку», отперла дверцу и уселасьза руль. Вплотную опекавший ее крепыш уже залез в белый «фольксваген», стоявшийвплотную к синей малютке.

– Двое, – бросил Голем. – Чепуха. Едем?

Мазур кивнул. Движение здесь было одностороннее, что толькооблегчало им задачу. Они припарковались на противоположной стороне улицы, чутьподальше, и, едва «Ока» тронулась в неотступном сопровождении охраны, влились впоток, пропустив вперед парочку машин. В другое время им поневоле пришлось быобогнать и вырваться вперед, но сейчас машины во всех рядах ползли с черепашьейскоростью – ближе к вечеру, как обычно, здесь начиналась жуткая пробкадлиной в добрых полкилометра. Узкая улица не справлялась с потоком, еезабивало, как склеротическую артерию, а объездов не было, как водится, –лет двадцать назад никто и не предполагал, что город так разрастется, а машинприбавится вдесятеро...