– Пошли, – приказал он.

Две бесшумных черных фигуры скользнули к кирпичной стенкевысотой метра два. Мгновение – один стал спиной к стене, сплетя перед грудьюпальцы «ступенечкой». Мгновение – второй без звука перемахнул на гребень стены.Мгновение – втянул напарника. Мгновение – оба на той стороне. Крадутся междеревьев, слышны едва уловимые щелчки – это короткая толстая трость в рукаходного на ходу превращается в раскладной арбалет, чья стрела с две авторучкидлиной способна прошить насквозь дверцу машины...

«Фонарь над входом – это замечательно, – машинальнооценил Мазур. – Луна над тайгой – это немного похуже, но перетерпим...»

– Собаки нет, точно? – спросил он шепотом.

– Ручаюсь.

– Оба!

Прижавшись к крайним деревьям, они увидели сквозь входнуюдверь из толстого матового стекла два приближавшихся к выходу силуэта. Щенки,кто ж лезет наружу, не погасив свет за спиной... Значит, есть датчик и напериметре, есть все же – очень уж целеустремленно оба прут, ага, дверьраспахнулась, вылетели на крыльцо, спустились, остановились у нижнейступеньки...

Один прошел чуть вперед, опустив пистолет, второй, скоротким автоматом, старательно страховал его, поворачиваясь в стороны –грамотно, в общем, но свет следовало бы погасить, шпана...

– На рывок с пальбой? – прошелестел Голем, приблизивгубы к обтянувшему ухо Мазура капюшону.

– Радугу, – столь же тихо ответил он.

Голем вложил в арбалет нечто напоминавшее банан, к которомуприсобачили наконечник стрелы. Моментально прикинул расстояние, поднял арбалетпод углом. Луч мощного фонарика скользнул по деревьям чуть левее того места,где притаились «морские дьяволы», но черный банан уже взмыл в воздух, летя покороткой дуге, еще в полете включился и заработал...

Армейский часовой, натасканный на противодиверсионные игры,открыл бы огонь моментально – или просто поднял тревогу. Но «чертова радуга»как раз была и рассчитана на неподготовленный народ...

И выглядела она эффектно. На две секунды, сменяя друг друга,вспыхивали чистейшие спектральные цвета радуги – красный, оранжевый... КаждыйОхотник Желает Знать Где Сидит Фазан. Оба сторожевых пса завороженно следили закрохотной непонятной штукой, приземлявшейся у их ног – и Мазур с Големом, недожидаясь фиолетового, крепко зажмурились.

Вслед за фиолетовым полыхнула вспышка такой силы, что оба,даже полуотвернувшись, почувствовали ее сквозь веки. И рывком метнулись пооткрытому пространству, когда две скрюченных фигуры еще не успели упасть,ослепшие и обеспамятевшие на несколько минут. Разомкнулись, подлетая краспахнутой двери с двух сторон, – и каждый для надежности угостилпротивника точным пинком, выжить после такого будет небывалой удачей...

Освещенный холл – темный паркет елочкой, картины на стенах –пуст. Нелепые в ярком свете в этом сонном вестибюле, они вмиг преодолели холл,Мазур показал пальцем вправо, и Голем кинулся туда, распахнул дверь – пусто,каминная, виден краешек бильярдного стола... Спальня. Тоже пустая...

Мазур поднял палец. Сверху простучали торопливые шаги, наверхней ступеньке лестницы появился растрепанный верзила в незастегнутойрубашке, с пистолетом. Большой палец Мазура опустился книзу – и стрела чернойсмазанной тенью чиркнула снизу вверх, угодив охраннику в горло, в ямку подкадыком. Мазур взлетел по лестнице, подхватил его, намертво зажав на всякийслучай руку с пистолетом, опустил на ковер, чтобы не наделал шуму, падая.

Обернулся. Голем сделал знак, означавший, что он осмотрелвсе комнаты внизу и никого там не застал. Жестом Мазур велел ему погаситьлюстру и встать на часах у входной двери. Сам, вынув нож, направился влево.Кабинет, никого, спальня, похоже, тут и почивал третий цербер... Все. Другоекрыло. Поселок спит, даже если кто-то и заметил отблески ярчайшей вспышки,любопытствовать не станет: здесь как-то не принято интересоваться деламисоседей и вызывать чуть что милицию – сверкнуло и сверкнуло, мало ли что...Может, атомную бомбу испытывают перед тем, как загнать по дешевке в Пакистан, аможет, такой фейерверк. Время есть.

Спрятал нож, вынул пистолет. Пару секунд постоял у двери вспальню. Распахнул ее пинком, влетел, сразу ушел в сторону. В углу, на кровати,послышалось сонное шевеление. Шторы задернуты плотно, свет снаружи непроникает, свободно могли проспать вспышку...

Сориентировавшись в кромешной тьме, он в несколько секундотыскал выключатель, ощупал, нажал. Вспыхнула хрустальная люстра. Первой отподушки оторвалась растрепанная золотоволосая головка. Она, узрев стольнеобычное зрелище, уже готова была завизжать что есть мочи, но Мазур уже стоялнад постелью, перекинув пистолет в левую руку, вырубил златовласку точнымударом и рванул на себя сонно разлеплявшего ресницы Прохора, поднял, в приливебешенства швырнул так, что тот отлетел метра на два, пропахав носом по полу.

И настала тишина. Настала минута, о которой Мазур так долгои яростно мечтал. Как это сплошь и рядом случается, он не ощутил ни особоготриумфа, ни радости. Всезнающий доктор Лымарь говорил, что это именуется«депрессией достижения», она же синдром Ротенберга-Альтова, если по-научному.Направив все силы на достижение цели, обнаруживаешь вдруг после успехазадуманного, что тебе и не весело ничуть... Сбылось. Ну и что?

Совершенно голый Прохор приподнялся на локтях. Из носакапала кровь, но в остальном он ничуть не изменился со времени их последнейвстречи. Отодвинув бесчувственную обнаженную красотку, Мазур присел на краешекпостели, взял с ночного столика сигареты, спокойно выпустил дым. Где-то вглубинах души все же барахталось усталое торжество.

Прохор сидел на ковре, размазывая кровь ладонью.В глазах у него Мазур не увидел особого страха, и это злило.

– Вечер добрый, Прохор Петрович, – сказал он, стряхиваяпепел под ноги. – Проходил вот мимо, решил в гости зайти, на огонек, таксказать. Что это у вас под подушкой? Пистолетик? Надо же, и, что характерно,импортный... ну, пусть себе лежит...

И собственный тон, и слова, словно позаимствованные издешевого боевика, прямо-таки переполняли душу отвращением – все было не то,пошлое, шутовское, обесценившее и победу, и расплату. Но он не мог найтидолжных слов, как ни пытался лихорадочно. То ли их не было вообще, то лиотшибло вдруг соображение. Он шел сюда чертовски долго, ради этой минутынарушив кучу Божьих и человеческих заповедей, и, казалось, попал в серединкудурного сна. Победа была н е т а к а я.

– А с кем имею честь? – спросил Прохор, не вставая.

Голос у него слегка дрожал, конечно, но раздавленного червяМазур перед собой не увидел. Медленно стянул капюшон, отбросил за спину.Потянулся за второй сигаретой – пальцы чуть подрагивали.

– Ах, во-от оно что... – протянул Прохор скорееудивленно, чем испуганно. – Выбрались-таки, мой упрямый друг... То-тоИбрагим запропал куда-то, что для него совершенно нехарактерно, то-то из поезданосилочки странные тащили... – Он стряхнул кровь на ковер, шмыгнул носом,голос стал четче. – Это называется проиграть по крупной, а?