что-то критиковал и всерьез, более основательно). Есть там и его на редкость едкие шпильки про коллег по цеху, которые сам Лавкрафт в жизни не доверил бы бумаге: «Еще он назвал Лонга позером, который заигрывает с социализмом и в то же время из крохоборства продает ответные письма от знаменитостей (даже сбыл дедушкину трость)», а «Адольфа де Кастро Данцигера… он заклеймил шарлатаном, хотя и неглупым». А вот бесценная находка: Барлоу пишет, как они с Лавкрафтом и поденщиком по имени Чарльз Б. Джонстон ходили по ягоды. Лавкрафт якобы запомнил место переправы через ручей и на обратном пути поотстал – но прогулка в одиночестве не задалась. Вернулся он вымокшим до нитки и почти без ягод, за что потом долго извинялся перед матерью Барлоу.

Позднее в мемуарах Барлоу так напишет об этом периоде:

«Мы плавали на лодке, играли с котами, гуляли с ними вдоль дороги, а сквозь сосны с кипарисами пробивалось ослепительное солнце… Говорили мы о его фантастике и моих пробах пера. За завтраком он пересказывал нам свои сны.

…Разговор то и дело мог свернуть к нечисти и чертогам ужасов среди неведомых звезд, и тогда Лавкрафт для полноты эффекта любил как будто услышать в шорохах с обочины нечто мрачное и потустороннее. Мы тогда прогуливались с тремя моими котами, одному из которых он дал кличку Альфред А. Кнопф. Время от времени у меня получалось уговорить его почитать свои рассказы вслух. Читал он зловеще, выдерживая театральные паузы, и отдельно любил произносить на манер восемнадцатого века “sarvant” вместо “servant” и “mi” вместо “my”»77.

Из старинных достопримечательностей в той части Флориды нашлась только испанская сахароварня середины восемнадцатого века в Де-Леон-Спрингс и еще кое-что в районе Нью-Смирны, вроде возведенной в 1696 году францисканской миссии. В начале июня Лавкрафт побывал в Силвер-Спрингс северо-западнее Делэнда. Он пишет так: «В верховье Силвер-ривер есть тихая заводь, где сквозь стеклянный пол в лодке все дно видно как на ладони, хотя это тропическая река, сестра Конго и Амазонки. Дно усеяно исполинскими впадинами. Кстати, в Силвер-Спрингс снимали „Тарзана“. Я сплавился по течению на пять миль и видел аллигаторов в естественной среде»78. Лавкрафт горел идеей съездить в Гавану, но, опять-таки, вставал вопрос бюджета. Ел и жил он, конечно, за счет семьи Барлоу – и те из радушия слышать не хотели об отъезде. Родители не могли не заметить, как дорог стал Лавкрафт их сыну, несмотря на почти тридцатилетнюю разницу в возрасте. Близких друзей у него наверняка не было, рос он фактически без старшего брата – Уэйн (1908) продвигался по военной службе. Отсюда Барлоу занимал себя литературой во всех проявлениях, рисовал, время от времени издавался. В ту пору он подумывал, например, воспроизвести работы Говарда Уондри в крупном формате, но Дональд отказался, видимо имея схожие планы (которые в итоге не воплотил). Повезло Барлоу как минимум с одной задумкой: он уговорил Лавкрафта сделать в фотомастерской Люсиуса Б. Трусделла профессиональный фотопортрет, который в будущем станет культовым. Лавкрафт до конца жизни рассылал знакомым и коллегам именно его копии.

Третья идея Барлоу, еще сильнее связанная с Лавкрафтом, тоже потерпела неудачу. В 1928 году У. Пол Кук слег из-за нервного припадка на фоне трат, и с тех пор его несшитый тираж «Заброшенного дома» кочевал из рук в руки. Шансов у этого безнадежного предприятия не было изначально, однако Барлоу, узнав о нем в начале 1933 года, предложил в феврале свою помощь. Заинтересовался и Лавкрафт, да и Кук был в целом не против, но в апреле вспомнил, что обещал поручить тиражирование Уолтеру Дж. Котсу (редактору Driftwind) и виновато пошел на попятную. На этом проект забуксовал примерно на год. Когда стало окончательно понятно, что заниматься им Котс не собирается, Лавкрафт напомнил о задумке Барлоу.

Где-то между зимой 1933 года и ранней весной 1934-го Барлоу получил от Кука сто пятнадцать из трехсот напечатанных несшитых экземпляров. Остальные долго считались утраченными, но в мае 1935 года тот нашел и выслал еще сто пятьдесят. Недостает тридцати пяти – их не то сбыли в 1928-м, не то уничтожили, не то потеряли. Барлоу тем временем закрутила суматоха, и продвижением «Заброшенного дома» он занимался урывочно. На тот момент он научился сносно сшивать книги, однако за 1934–1935 годы переплел всего восемь экземпляров: один в натуральной коже для Лавкрафта, остальные – в картоне (и в некоторых проставлял свое клеймо: «Защищено авторским правом. Р. Х. Барлоу, 1935»!). Распространил он в сумме где-то сорок несшитых экземпляров – в основном среди коллег Лавкрафта. В конце 1935 года Сэмюэл Лавмэн предложил выставить «Заброшенный дом» в своем книжном магазине, однако договориться почему-то не удалось. Его нерасторопность вообще сердила Лавкрафта, и в конце концов пришлось признать, что выпуск его первой «книги», мягко говоря, не удался79.

Как пишет Барлоу в мемуарах, на то время они созидали в тандеме, но вот что именно – трудно сказать. Сохранились два связанных стихотворения, «За границами Зимбабве» и «Белый слон», и буриме, где Барлоу задавал рифмы, а Лавкрафт подстраивался. Еще вместе сверяли «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» и «Случай Чарльза Декстера Варда», перепечатанные Барлоу, – рукописи он выпрашивал на расшифровку не один год. Выслал их Лавкрафт, судя по переписке80, только в октябре 1934 года, посему вычиткой занимались наверняка вживую во время отдыха в 1935-м.

Из других совместных замыслов они довели до ума как минимум один – сатирический рассказ «Бой, завершивший столетие». Идея явно принадлежит Барлоу; сохранилась его печатная копия «Боя», которую Лавкрафт обильно правил от руки. Цель рассказа одна: вместить побольше знакомых в а-ля репортаж о боксерском поединке тяжеловесов Боба-македонца по прозвищу Ужас диких равнин (Роберт И. Говард) и Берни-нокаута, Дикого волка Западного Шокана (Бернард Остин Дуайер). В сумме там больше тридцати реальных людей. Барлоу поначалу приводил настоящие имена, но Лавкрафту захотелось каламбурных кличек: не Фрэнк Белнэп Лонг, а Frank Chimesleep Short[14], не Говард Филлипс Лавкрафт, а Horse-Power Hateart[15]. Часть пародийных имен удалось разгадать лишь недавно. В итоге получилась безобидная шалость, в которой серьезно укололи разве что докучливого Форреста Дж. Акермана:

«Меж тем его величество Эффджей Аккаминский, монарх соседней страны и, с его слов, „критик-энтузиаст“, выражал крайнее возмущение стилями бойцов, не забывая в то же время предлагать их фотокарточки (с собой на переднем плане) по пяти центов за штуку» (Акерман действительно в то время приторговывал своими фотографиями).

Следовало