Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роберт И. Говард иногда пытался подражать космизму Лавкрафта, но не очень удачно. Как вам такой напыщенный отрывок из «Пламени Ашшурбанипала» (Weird Tales, декабрь 1936):
«Земля не всегда принадлежала человечеству, до его прихода здесь обитали Существа, а теперь остались лишь немногие пережитки страшно древних эпох. Быть может, в наши дни сферы внеземных измерений оказывают невидимое давление на нашу материальную вселенную. Маги и прежде призывали болтливых дьяволов и управляли ими с помощью своих чар. Вполне разумно предположить, что ассирийский волшебник способен вызвать из земли демона и заставить его отомстить за себя или охранять создание, еще раньше явившееся из Ада»44.
Получилась невольная пародия на Лавкрафта, какими впоследствии будет грешить и Дерлет.
Пожалуй, самым интересным его последователем стал Блох. Многие его рассказы, написанные в середине 1930-х годов, так насыщены влиянием Лавкрафта, местами даже неосознанным, что оно просматривается даже в мельчайших деталях. Например, в «Кладбищенском ужасе» (Weird Tales, июнь 1936 года) говорится, что на ведущих в склеп ступенях не было пыли, что отсылает нас к коридорам древнего города в «Хребтах безумия», где тоже не остались ни пылинки после того, как по ним прошелся шоггот. В «Твари из склепа» (Weird Tales, июль 1937 года) действие происходит в Аркхэме, а в тексте рассказа встречаются очевидные намеки на «Грезы в ведьмовском доме» Лавкрафта. Также источниками влияния можно назвать «Тень над Инсмутом» (пережив нечто ужасное, рассказчик обращается за помощью к федеральному правительству) и, вероятно, «Страшного старика», так как у Блоха преступников, поляка и итальянца, похитивших мужчину, ждет ужасная судьба в подвале старого дома, а в истории Лавкрафта поляк, португалец и итальянец, пытаясь обокрасть Страшного старика, погибают от его же руки.
Лавкрафт немало помогал Блоху (без устали читал все рассказы, которые тот присылал в период с 1933 по 1935 год, и к каждому оставлял подробный комментарий), однако редактированием его работ практически не занимался. В июне 1933 года Лавкрафт «внес пару изменений»45 в рассказ «Безумие Люциана Грея», который приняли к публикации в Marvel Tales, но в итоге так и не напечатали. Текст не сохранился. Согласно анонсу в Marvel Tales, это была «странная фантастическая история о том, как художнику пришлось написать картину… откуда появилось нечто ужасное». Описание сюжета сразу напоминает «Модель Пикмана». Над рассказом «Водяной» в ноябре 1933 году Лавкрафт потрудился больше:
«Я с величайшим интересом и удовольствием прочитал „Водяного“ и возвращаю его с некоторыми заметками и исправлениями… Изменения (надеюсь, вы сумеете разобрать мой почерк) связаны либо с упрощением многословных фраз с целью добиться более прямолинейного и мощного выражения мысли, либо с попытками придать больше яркости, естественности и правдоподобности эмоциональным модуляциям в те моменты, когда повествование принимает определенный оборот»46.
К сожалению, эта работа тоже до нас не дошла.
Если какое-либо из сохранившихся произведений Блоха и можно отнести к редактурам Лавкрафта, то это рассказ «Дьяволопоклонники», написанный в феврале 1935 года. Как отмечал Блох, Лавкрафт вернул ему текст «со множеством комментариев и изменений, а также с длинным списком правок, которые он предлагал внести». Многие исправления, по его словам, даже невозможно различить в финальной версии истории – так хорошо они вписались в его собственный стиль:
«Лично меня завораживал процесс редактирования, в результате которого предложения и фразы, вставленные Лавкрафтом, прекрасно сочетались с моим рассказом, тем более что в 1935 году я еще был последователем так называемой „лавкрафтовской школы“ „странной“ литературы. Думаю, даже самопровозглашенный „знаток Лавкрафта“ не сможет распознать в окончательном варианте его добавления. Все его предложения и словосочетания дополняют текст, не выбиваясь из него»47.
И все же не удивительно, что Фарнсуорт Райт из Weird Tales отверг оригинальную версию рассказа, справедливо отметив, как сообщал Блох, что «сюжет вышел чересчур шатким для такого длинного повествования»48. История действительно слишком объемная и неубедительная.
«Дьяволопоклонников» Блох изначально посвятил Лавкрафту, а получив отказ, попросил Говарда помочь ему с редактированием. Лавкрафт внес правки, но от полноценного соавторства отказался. Правда, он оставил немало комментариев по поводу необходимости соблюдать историческую точность, раз уж действие происходит в семнадцатом веке в Новой Англии. Внес он некоторые предложения и касательно темпа развития событий. По всей видимости, Блох исправил текст в 1949 году для публикации в сборнике «Кое-что о кошках», однако рассказ все равно не избавился от излишней многословности и довольно комичной концовки: набожный пуританин, оказавшийся в небольшом городке в штате Мэн перед толпой из сотен дьяволопоклонников, расправляется с ними, отбиваясь Библией! С тем же успехом рассказ мог лежать среди неизданных работ Блоха, пока на него не обратили бы внимание как на литературную диковинку.
Интересно отметить, как Лавкрафт отреагировал на то, что его коллеги начали быстро приходить к успеху (если, конечно, публикации в палп-журналах можно назвать успехом). В начале 1934 года он пытался предугадать, что ждет его соратников на литературных просторах: «Из всех авторов WT лишь немногие сумеют пробиться в настоящую литературу. У Дерлета точно получится, но не с помощью „странных“ рассказов. Может быть, и у Смита. У Уондри и Лонга – наверняка. У Говарда тоже есть шанс, хотя ему бы лучше использовать традиционный техасский материал. Прайс тоже мог бы чего-то добиться, только вот писательство ради заработка его раздражает, поэтому вряд ли из этого что-то выйдет»49. Обратите внимание на последний комментарий: именно с Прайсом, автором типичной бульварщины, Лавкрафт вел самые детальные споры о наличии (или отсутствии) какой-либо ценности в палп-литературе и ее отношении к настоящим литературным произведениям. После прочтения их переписки складывается впечатление, что они так и не поняли друг друга, поскольку снова и снова высказывали одни и те же мнения и с трудом могли поставить себя на место другого.
Пожалуй, будет несправедливо поведать о споре только со стороны Лавкрафта, ведь Прайс тоже довольно убедительно отстаивает свою позицию: писательством он занялся с целью прокормить себя, так как из-за Великой депрессии был не способен найти