— Это было не обязательно, — прокомментировал Волков, скрестив руки на широкой груди. Возможно, мне только померещилось, но, кажется, он злился.

— Ты оставил Ани?

— Она спит, — он не сводил с меня пристального взгляда, не двигался.

— Я не верю в Совет, Яр, — вздохнув, провела по волосам и поднялась. — Они напоминают ленивых проституток — так же нерасторопны и продажны.

Что-то мелькнуло на дне золотых глаз.

— Значит, я тоже ленивая проститутка? — его губы растянулись в усмешке, кривой, холодной, злобно-ироничной. Мне эта усмешка очень не понравилась. Странно, что его так задели простые слова.

— При чем тут ты? — сощурилась я, вглядываясь в змеиные глаза. — Ты — свободный художник, Ярослав.

Напряжение повисло в воздухе между нами, как перетянутые струны скрипки: еще чуть-чуть — и хлестнет по щеке, оставив кровавый след.

— Я в Совете, Мара… — очень тихо, очень вкрадчиво проговорил Змей.

— Но…

— Не в той его части, которая перебирает бумажки, а в той, что следит за порядком. Я глава Контроля.

Если бы уже не сидела, я бы села. А так… просто уставилась на Волкова во все глаза и не могла сообразить, что сказать.

— Но почему ты…

— Ничего не знал о тебе? — выгнул Гад бровь. — Потому что отели, души, их извлечение — нейтральная территория. Вы неприкосновенны даже для меня. Саныч — законодательная власть. Я — исполнительная.

Нехорошие, очень нехорошие подозрения закрались ко мне в голову после его слов. Настолько, что, видимо, какая-то часть из них отразилась на моем лице, и Змей стиснул челюсти.

Черт, я просто переутомилась. И мне надо срочно брать себя в руки.

— Гадаешь, не сливал ли я что-нибудь Совету?

— Это глупые мысли, Ярослав, — сказала я, твердо глядя Волкову в глаза. — Я знаю, что ты никогда бы этого не сделал.

— Уверена? — чуть дернул он головой.

— Да. И эти мысли… я просто устала, — покачала головой, отворачиваясь, рассматривая пестрый, пушистый ковер под ногами. Я не хотела с ним ссорится, я не хотела думать то, что подумала, но… инстинкты — сложная штука. Очень часто они прорываются наружу вопреки желаниям, несмотря на все попытки удержать их внутри.

Глава Контроля…

Что ж, могла бы, наверное, догадаться сама. И то, как он разговаривает с Санычем, и то, как ведет себя, да даже его долбанная тачка!

Гад обнял меня за плечи, заставляя подняться на ноги. Я совсем не слышала, как он подошел…

— Мара…

— Прости, но даже учитывая то, что ты глава Контроля, ничего не меняет. Отец сделает Ирзу по-настоящему больно. Я не могу больше ждать, терпеть, обещать. Я хочу знать, что завтра он будет ползать в луже собственной крови.

— У бесов нет крови, — спокойно прокомментировал мужчина.

— Значит гноя, серы… в чем они там ползают? — всплеснула я руками, будучи не в настроении веселиться.

— Я хочу, чтобы ты доверяла Совету, — правильно понял мое настроение Волков.

— А с чего мне им доверять? Когда-то я пришла к ним за помощью, а они послали меня на хер. Саныч, между прочим, и послал. Прямым текстом!

— Мара…

— Все, — я вывернулась из его рук. — Не хочу об этом говорить больше. Не сегодня точно.

— Шелес-с-стова, — раздалось шипение в спину.

— Я поступила правильно!

В квартире находиться больше не хотелось. Там не хватало воздуха, места, было слишком темно. Я спустилась на улицу и прислонилась к машине, бездумно разглядывая детскую площадку перед собой и мамаш с колясками. Иногда совершенно искренне хотелось стать рыбкой: круг в аквариуме — и новая жизнь.

Надо вызвать такси.

Ярослав, скорее всего, поедет к Санычу, потом в отделение, а мне там делать нечего. От слова совсем.

К тому моменту, как Волков вышел из подъезда, до приезда тачки оставалось пару минут. День окончательно догорел, и на горизонте появились облака. Не пасмурные, но большие и пушистые. Хотя кто его знает, в последнее время погода в Москве как взбалмошная малолетка.

— Скинь мне видео, — попросила я, как только мужчина подошел.

Он ничего не говорил несколько долгих мгновений, но телефон все-таки достал, перебирая пальцами свободной руки старые четки, тихо постукивали костяшки друг от друга.

— Мара…

— Ярослав, пожалуйста, — попросила вполне искренне. Я правда не хотела сейчас выяснять отношения. Не то настроение. К тому же новость о том, что он глава Контроля, сама по себе не была такой уж плохой. Скорее даже наоборот.

— Я просто прошу доверять мне, — проговорил Гад.

Сожаление и разочарование во взгляде скрыть не получилось. Он все еще не понимает…

— Я доверяю тебе, — накрыла я его руку с четками, сжав пальцы. — Я не доверяю Совету. Ты, наверное, слишком долго там, чтобы понять меня, Яр, но… Они практически перестали чем-либо отличаться от остальных. Строгие дядьки в синих одинаковых костюмах, их чопорные секретарши в мешковатых пиджаках с прическами из девяностых слушают и действуют только в двух случаях.

— Расскажи мне, — невесело улыбнулся Змей.

— Либо когда им угрожают, либо когда им предлагают взятку.

— Мне ты взятку не предлагала.

— Яр… — я не знала, как ему объяснить, как сделать так, чтобы он меня наконец услышал. Контроль действительно как отдельный организм, придаток Совета. Они могут все: они решают проблемы, они охотятся на слишком зарвавшихся ублюдков, неугодных Совету, но они… делают это почти всегда только по указке. Армия, которую хитрожопый король швыряет на передовую, когда ему вздумается.

Я набрала в грудь побольше воздуха, обхватила лицо Волкова руками. Это будет больно.

— Ты сейчас разозлишься, будешь все отрицать, но… Скажи мне, если завтра они положат тебе на стол папку с моим делом, что ты будешь делать?

Он молчал. Его руки обвились вокруг талии, Гад прижал меня к себе так, что я ощутила его напряженное тело каждой частичкой своего, чувствовала его дыхание на губах, видела отблески зажегшихся фонарей в волосах.

— Я буду разбираться, — наконец сказал мужчина. Сказал неприятную, уродливую правду, а не то, что на моем месте ожидала бы услышать любая другая. Я этой правде была благодарна, даже рада.

— Вот видишь…

— Это не значит, что я отдам тебя, — тут же сощурился он, глаза полыхнули злостью, руки сжались крепче. Гад почти втиснул меня в дверцу машины.

— Мой благородный грешник, — прошептала, зарываясь пальцами мужчине в волосы, заставляя его наклониться, целуя и проваливаясь в этот поцелуй с головой. Его губы были твердыми и жесткими, поцелуй — яростным и голодным, все тело — жестким, только невероятно легко пальцы ласкали спину, до безумия нежно язык играл с моим. Кружилась голова, горело все внутри.