Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мое убежище меня полностью устраивает. Во всяком случае — пока. До тех самых пор, пока я буду тыкаться носом во все это удивительное и незнакомое окружающее меня в этом мире. Тыкаться как слепой щенок, изучающий пределы того, где ему предстоит жить и умереть. По большому счету это удивительное несравнимое ни с чем везение, вот так вот быть выкинутой в чужое, пугающее место, любая мелочь в котором затаившееся зло. Быть выкинутой и обрести надежное убежище, где можно укрыться, чтобы зализать раны.
Откровенно говоря, иногда мне становится стыдно, что я так поступила с бывшим хозяином моей берлоги. Ведь он даже не наябедничал на меня попешкам и до сих пор никак не попытался отбить захваченную нору. Я думаю об этом старике и в очередной раз даю слово наградить его парочкой самых жирных крис которых смогу добыть, если встречу. Впрочем, сомнительно, что бедолага еще жив. Выжить здесь в Нижнем Городе непросто. Если тебя не поймает патруль, не проломят голову в уличных забегаловках, густо натыканных на первых этажах по всем улицам, то есть большая вероятность сойти с ума от тоски. От серого света дня, от постоянного дождя, от полнейшей тупой безысходности. От влаги, не дающей нормально высушить одежду и волосы. От тихого шепота Штуковин. Впрочем, есть ли он? Этот шепот слышен только мне и больше никому из тех, кого я знаю.
Странное место. Временами мне кажется, что принцесса Беатрикс совершенно сошла с ума, поехала крышей и все это морок, галлюцинации в моем угасающем сознании. Ведь тут нет ничего, из того что мне знакомо. Ни магии, ни баронов с колдунами, ни багрового солнца, ни мягкого сухого света оранжевого неба. Здесь нет моего милого Фогеля и дорогого чешуйчатого обжоры Ва. По своим дружкам я скучаю сильнее всего.
Томашек шарит по комнате, собирая куски разбитой мебели и бумагу на растопку. Потрошить добычу он оставляет мне, по его мнению, возня с готовкой пищи дело недостойное настоящего мужчины. Об этом он нагло заявил мне в первую же встречу. По мне так он большой ворчливый придурок, но вдвоем выжить легче, поэтому я прощаю все его закидоны. В ответ он не интересуется моим прошлым, поэтому у нас складывается неплохое равновесие по всем вопросам. К слову довольно хрупкое, потому что когда на него находит, он становится невыносим, как и все люди, у которых есть мечта.
— Из какого ты района, Бетти? — интересуется он время от времени. В ответ я пожимаю плечами, я ничего не помню, мой дорогой друг. Он недоверчиво смотрит на меня. И я знаю: втайне он подозревает, что чудная бродяжка Бетти откуда-то сверху. Это совсем не так далеко от истины, как кажется. Интересно, чтобы он сказал, если бы знал, что напротив него прихлебывает алкоголь из кружки настоящая принцесса? Что?
Пока он разжигает костерок, я автоматически свежую трофеи, стараясь не задеть желудок и горькую печень. Крису надо уметь готовить или все испортишь.
Острый нож аккуратно отделяет шкурку от мяса. Хвосты необходимо сложить отдельно для отчета Сью. Только с виду я сосредоточена лишь на узком бритвенной остроты лезвии. Но на самом деле моя голова занята другими мыслями. Как же я хочу домой! Когда-то я обняла Штуковину, прижалась к ней как дочь к матери и умерла. Когда-то я спасла друзей. Подарила им самое ценное что имела, свою жизнь. Жизнь же? Фогель так и не объяснил. Есть ли жизнь у принцессы Беатрикс? У биологического транзакционного ключа. Бесполезного придатка к Штуковине, который умирал тысячу раз. И каждый раз не по-настоящему.
Тогда Фогель смотрел глазами наполненными слезами и молчал. Мой милый влюбленный колдун. Миллион лет назад и еще вечность, мы сидели у умирающего костерка. Надеюсь, он счастлив со своей кривоногой ведьмой. Как ее там звали? Элис?
Припомнив серые глаза Фогеля под беззащитными женскими ресницами, я глубоко вздыхаю. Они с Ва, наверное, ругаются где-то там, на далекой Старой Земле. Отсюда ее не видно, да и ничего отсюда не видно. Вообще ни черта! Небо постоянно скрыто за плотным занавесом тяжелых туч. День почти не отличается от ночи.
— У меня все готово, — сообщает гражданин Манджаротти. Его лицо испещренное шрамами от ожогов с выдранной левой бровью светится гордостью. Смотри, Бетти, мужчина постарался! Я хмыкаю. Набрал деревянного хламья и кучку бумажного праха. Превосходное достижение, ничего не сказать. Сегодня мы настреляли пару десятков крис, можно набить желудок и останется на продажу.
— Свиньи, — шипит мой спутник с набитым ртом. Я знаю, кого он имеет в виду. Патрули он ненавидит, несмотря на то, что с документами у него полный порядок. Каждый раз, тихо осыпает попешек бранью. Я молча жую, продолжения всех его речей я знаю наперечет.
Они взяли меня с похмела, Бетти! Сказали, ты нужен в том замесе! Государство тобой гордится, доброволец!
Если бы мы не застеклили этих уродов мазербомбами, то пришлось бы отдать богу душу, Бетти!
Я там так наклал в штаны, что ни разу в жизни так не клал. Это было мегакланье, Бетти!
Они выскочили из-под земли и ударили по нам в штыки, Бетти!
В гробу я их всех видал, Бетти! Я серьезно!
После мазербомб Томашек стал неистовым пацифистом. Это немудрено. Когда судьба дает тебе по заднице здоровенного леща, поневоле начинаешь задумываться о том, где ты свернул не туда. В ответ на его нытье я участливо киваю. Не каждому «добровольцу» повезет вернуться обратно целым и уж не каждому доведется получить подряд на очистку городского парка просто так, за красивые глаза. Собственно там мы и познакомились. Прямо под безобразной кричащей вывеской «Городской парк», чуть ниже которой светилась надпись: «Проект корпорации „Благоустройство на благо“».
Бесцельно болтаясь по улицам этого мокрого мира, не в