куплены издательством и вышли в свет – «Тень» и в твердой, и в мягкой обложке, а «Коготь» только в твердой. Третий том, «Меч Ликтора», тоже куплен издательством, но еще не опубликован: как мне сообщили, издание в твердом переплете запланировано на январь 1982-го. Четвертый том, «Цитадель Автарха», пока что существует лишь в рукописи, и его пятая редакция завершена приблизительно наполовину.

В дальнейших эссе я думаю изложить весь этот материал обстоятельнее (вдруг некоторым из вас интересно, кто именно принимал решения о покупке и кто сообщал мне о сроках публикации). А сейчас, на мой взгляд, как раз к месту и даже необходимо разделаться с другим вопросом, касающимся работы над книгой. Многие утверждают, будто я сперва завершил все четыре тома и только после предложил издателям первый. Скажу больше: сей подвиг не раз горячо восхваляли в печати. К несчастью, это не совсем так. В действительности я подождал, пока не закончу вторую редакцию всех четырех томов, после чего довел первый до окончательного варианта и отправил в издательство. И поступил так отнюдь не из соображений достойного восхищения идеализма, но только затем, чтоб обеспечить себе возможность правки сюжета первого тома, дабы закончить последний согласно собственным замыслам. Продав первый том, я принялся за третью редакцию второго.

Вот тут-то мы – путем, признаться, весьма извилистым – и подошли вплотную к Празднику святой Катарины.

Если вы прочли «Тень», то знаете, что великомученица Екатерина – покровительница Взыскующих Истины и Покаяния, именующих ее на свой, слегка эксцентричный лад, Катариной, причем не великомученицей, но исключительно святой. (Кстати, раз уж у нас зашла речь об именах и званиях, здесь, вероятно, следует уточнить, что Взыскующих в обиходе называют гильдией палачей – ни в коем случае не Гильдией Палачей, поскольку это название не настоящее.) «Святая» и «великомученица» – разумеется, по сути, одно и то же, а «Катарина» – всего-навсего немецкий вариант имени «Екатерина», изначально греческого.

Святая Екатерина – или, точнее, святая Екатерина Александрийская, вполне вероятно, существовала в действительности. Если так, то родилась она около 1600 лет тому назад и жила в Египте, в то время – провинции Римской империи. Считается, что вышла она из аристократической семьи, и это вполне похоже на правду: согласно преданиям ей удалось одержать верх в диспутах с пятьюдесятью философами, а значит, Екатерина, во-первых, отличалась недюжинным умом, а во-вторых, получила великолепное классическое образование. (В те времена, хоть среди нас и принято именовать их классическим периодом, образование заключалось не в усвоении мертвых языков, но в изучении риторики, называемой нами ораторским искусством, философии и, выражаясь привычным нам языком, инженерного дела. Целью всего этого была подготовка учащегося к карьере на общественном поприще. Римское государство в различных формах просуществовало около 2200 лет.)

Кроме этого ее не устраивало текущее положение дел. Протестовавшую против обращения Максимина[14] с христианами, ее приговорили к смерти (так сказать, к умерщвлению) на колесе, оснащенном шипами. Однако колесо сломалось (технические неполадки с орудиями казни – дело на удивление обыкновенное), и вместо этого Екатерину предали смерти через усекновение головы. Легенда гласит, будто колесо не просто сломалось, но зацвело розами, о чем и напоминают алые, желтые и белые огни фейерверка под названием «колесо Екатерины». Подобно Жанне д’Арк и Томасу Мору, Катерина, согласно жизнеописаниям, простила вершившего казнь палача.

Легенды, окружающие смерть Екатерины, послужили материалом для XI главы «Тени». Но не спешите, как сказал бы доктор Талос, это еще не все. Как я упоминал примерно страницей выше, «Праздником святой Катарины» должна была называться книга, в итоге ставшая «Книгой Нового Солнца». Если б сюжет строился в соответствии с изначальным замыслом, развитие действия выглядело бы как-то так.

Ученик палачей Севериан знакомится с прекрасной девушкой, Теклой, заточенной в темницу, влюбляется в нее, затем (разумеется, на празднике в День святой Катарины) становится подмастерьем, но отношений с нею не разрывает. В конце концов, Текла упрашивает Севериана помочь ей покончить с жизнью, и он оставляет в ее камере нож, а увидев струйку крови, сочащейся в коридор из-под двери, сознается во всем.

Со временем (обратите внимание на перерыв в череде событий) Севериан становится мастером гильдии. Тревожиться ему не о чем. Гильдии поневоле пришлось простить его, сам себя он тоже почти простил… и тут ему доставляют письмо от Теклы. Самоубийство оказывается мнимым, уловкой, позволившей сообщникам втайне освободить ее. Вскоре она, восстановленная в правах, займет прежнее положение в обществе. Еще Текла пишет, что любит Севериана по-прежнему, но, может статься, всего лишь стыдится обмана и приглашает его присоединиться к ней.

Как же ему теперь быть?

Как человеку честному, патриоту (а он действительно таков) ему следовало бы немедля разоблачить всю ее аферу, но в таком случае он снова покроет себя позором и на сей раз заодно опозорит всю гильдию, а Теклу почти наверняка обречет на смерть. Уступив просьбам Теклы, он воссоединится с ней, но станет парией, изгоем (тогда как он теперь – особа весьма могущественная и уважаемая в собственном узком кругу), причем, вполне вероятно, увлечет за собой на дно жизни и Теклу, а тогда Текла, как пить дать, со временем возненавидит его. Если же просто оставить ее письмо без ответа и сжечь, Текла только возненавидит его куда скорее, причем, во-первых, вскоре обретет немалый политический вес, а во-вторых, сможет шантажировать и Севериана, и прочих мастеров гильдии, как ей заблагорассудится. (Само собой, выход из этого положения я нашел, но предоставлю читателям возможность поломать над ним голову самостоятельно.)

Вот такой у меня сложился сюжет, и, как показывают первые главы «Тени», эту историю я и начал писать. Согласно изначальному замыслу из нее должна была выйти повесть объемом около сорока тысяч слов, которую я рассчитывал продать Дэймону Найту[15] для ныне несуществующей, а на всем протяжении существования прискорбно недооцененной серии антологий Orbit. Вскоре, однако же, в замысле обнаружились серьезные пробелы. Каким образом гильдии следует покарать Севериана за вероломство? Каким образом ему удастся стать мастером? Каким образом, неожиданно воскрешая Теклу, не скатиться в катастрофическую банальщину?

Однако хуже всего оказалось стойкое ощущение, будто я выбрасываю в мусорную корзину вымышленный мир, заслуживающий куда более детальной проработки. Тогда я решил превратить повесть в роман. В то время подобное решение казалось отчаянно дерзким, однако, приняв его, я тут же без труда нашел ответы на все три вопроса. Во-первых, Севериана отправят в изгнание, что и позволит изобразить немалую часть мира вне стен Цитадели. Во-вторых, в странствиях он обретет